– Все будет хорошо, – сказала она себе, пересекая зыбкую черту между сном и явью, охваченная предчувствием радости. – Все будет просто распрекрасно!
На другой день Юлия проснулась с тем же чувством радости, удивляясь и прислушиваясь к себе. Алекса уже не было рядом. Она слышала, как он возится в кухне, готовит себе завтрак. Юлия отбросила одеяло. Осторожно спустила на пол ноги, нашаривая комнатные туфли. Головокружения как не бывало. Голова была свежей и ясной. За окном уже было светло. День обещал быть неярким. По небу быстро проносились серые облака, приоткрывая вдруг ярко-синие небесные колодцы. Юлия, неслышно ступая, вошла в столовую и, услышав голос Алекса, остановилась. Он говорил по телефону. Она не собиралась подслушивать, просто не хотела мешать.
– Нет, – говорил Алекс, – сегодня нет, я занят. Может, завтра. Не знаю. Нет… Я перезвоню.
Он осекся, заметив Юлию, и поспешно сунул мобильник в карман. Юлии показалось, что он смутился.
– Кто это? – спросила она небрежно, чувствуя, как портится безоблачное настроение.
– Артем, – ответил Алекс. – Я выгнал его вчера, он рвется поговорить.
– Выгнал? За что?
– Он и его дружок устроили там свинарник, пока меня не было. Бутылки, сломанная мебель, объедки. Соседи сказали, что были и барышни. Гудели до трех. Ни на минуту нельзя оставить без присмотра, – в голосе его была досада.
– Какая ерунда! – Юлия с облегчением рассмеялась. – У нас с тобой другая проблема…
– Какая?
Снова ей показалось, что Алекс смутился.
– У нас неприятности: Марик, оказывается, наломал дров. Он приходил, хотел поговорить со мной, но не посмел. Ирка говорит, дело совсем плохо. Нужно спасать.
Алекс молчал, не глядя на Юлию. Потом спросил:
– Кофе будешь?
– Посмотри на меня, – попросила Юлия. – Ты понимаешь, о чем я? Смотри мне в глаза! Какой кофе?
– Нет! – Алекс заставил себя заглянуть ей в глаза. – Я не могу! Это твое дело, я не могу и не хочу… Я не имею права вмешиваться!
– А если я попрошу?
– Не могу. Ну, как ты не понимаешь… Не могу и не хочу!
– Я все понимаю, Саша. Но, боюсь, у нас нет выхода. – Она сказала «у нас», впервые объединив их обоих в одно целое. – И если хоть что-то можно еще спасти… У тебя есть знакомый юрист? Я сделаю тебя совладельцем. Я в тебя верю.
Юлия говорила, чувствуя себя актрисой, играющей беспомощную и слабую женщину, в чьих руках судьба семейного предприятия. Ситуация до такой степени отдавала мелодрамой, что Юлия с трудом подавляла в себе желание рассмеяться. О чем, собственно, речь? Алекс – молодой муж немолодой богатой женщины. Марик несостоятелен. По законам жанра Алекс должен спасти ее от разорения.
– Алекс, – сказала она, – будь проще! – И, давая понять, что разговор закончен, потребовала: – А мой кофе?
* * *
Они встретились с Иркой на площади около книжного магазина.
– Ой, совсем забыла! – спохватилась Юлия, увидев добродеевскую книгу в витрине под красочным плакатом «Книги наших земляков», выполненным старославянской вязью. Вернее, книг было много, целый ряд чистеньких, нарядных, одинаковых, как близнецы, десятка два, а то и три. На обложке были изображены беспорядочно страницы с текстами, наползавшие друг на друга. Можно было разобрать отдельные слова и целые фразы. «Патриотизм» пересекался с «отечеством», а «година опасности» с «лунным грунтом». Тексты, видимо, представляли собой выдержки из добродеевских статей. Смотрелось живо, и любопытство разгоралось – хотелось открыть книжку и посмотреть, как она устроена внутри, а также поискать тексты, помещенные на обложке.
– Алеша мне оставил две книги!
– Зачем тебе две?
– Не знаю, он сказал – две.
Они сунулись было в магазин, но дверь была заперта по случаю перерыва на обед.
– Пусть нам будет хуже! – сказала Ирка. – Ты как? – она испытующе вглядывалась в лицо Юлии.
– Хорошо.
– А что врач сказал?
– Ничего. Предложил обследоваться в стационаре.
– А ты?
– А я – отказалась!
– Почему?
– Потому! Мне уже хорошо.
– Из-за Женьки?
Юлия не ответила. Да и что было отвечать? Ирка сама все знает. Юлия никогда не пойдет в больницу, где умер Женька. И ни в какую другую. Они бесцельно брели вдоль улицы. Было холодно, но не по-зимнему еще, а по-осеннему. Ночью шел снег. К утру он растаял. Под ногами хлюпало. Иногда начинал накрапывать мелкий дождь, тоже осенний, который осень напоследок вытряхивала из своих кладовых, неохотно уступая зиме. В такую погоду хорошо болеть, лежать в постели с горлом, повязанным старым мохеровым шарфом, пить горячий чай с малиной и читать детективный роман.
Они поравнялись с высокой красной дверью, обитой по периметру золотыми гвоздиками. Из витрины на них смотрел громадный дракон в горящей красно-золотой чешуе, с выпученными глазами и страшными клыками, с торчащими собачьими ушами, гребнями и наростами на всех частях извивающегося тела, украшенный цветочными гирляндами – совсем нестрашный, даже добродушный. Выражение его морды говорило: я хороший, просто у меня служба такая. Это был китайский ресторан «Золотой дракон».
Они вошли. В фойе висели гирлянды разноцветных фонариков; гигантский плоский аквариум, в котором плавали, разевая рты, золотые рыбы размером со среднего карпа, отделял фойе от зала. Навстречу им спешил, улыбаясь во весь рот, приветливый азиат в смокинге. Любезно кланяясь и повторяя: «Добро пожаловать!», он проводил их в зал и передал из рук в руки рослому красивому официанту, тоже в смокинге. Красавец усадил их за столик, отодвинув кресла, протянул тяжелые, красные с золотом, папки меню.
– Бывший дипломат, – шепнула Ирка Юлии. – У них здесь обалденные мужики.
– А еда? – спросила Юлия, которая была здесь впервые. Ресторан открылся совсем недавно.
– Мне нравится. Полно экзотики. Свинина в ананасах и апельсиновом соусе с чесноком! Нарочно не придумаешь, но вкусно!
– А Марику? – спросила Юлия.
– Марику? – удивилась Ирка. – Не знаю. Я была здесь без Марика.
– А с кем? – спросила Юлия, ожидая, что Ирка выложит все подробности, но Ирка рассеянно отозвалась:
– С кем? Ни с кем. Одна. Шла мимо и зашла.
– Ну и не говори! – хмыкнула Юлия.
– Нет, правда. Настроение было паршивое после разговора с Мариком… Нет, Юль, ты скажи, почему мне так не везет в личной жизни, а? – Она смотрела на Юлию, и лицо ее было сумрачным.
– Ирина, что с тобой?
– Надоело все! Марик надоел. Жизнь моя надоела пропащая. Марик – дурак. Я все чаще думаю, неужели Марик – все, чего я достойна?
