– Алекс, давай уедем куда-нибудь подальше, где нет всех этих… – она чувствовала, что может сию минуту расплакаться. – Они отравляют мне жизнь! Куда-нибудь!
– Хочешь в Вену? У меня там друг. На пару дней.
– Я была в Вене, – сказала Юлия. – Десять лет назад. Мы обязательно полетим туда, но не сейчас, а весной, в мае, когда все цветет. А сейчас давай куда-нибудь, где солнце и море.
…Они тогда провели в Вене почти неделю, у Женьки были дела, а она, Юлия, бездумно бродила по узким путаным улочкам, заглядывая в темные прохладные соборы, и пила кофе в маленьких кафешках. Кофе и фирменный апфельштрудель
[6]
с ванильным соусом!
Днем было жарко, а длинные вечера были как утешение. Она помнит, как они сидели на стульях перед сценой у ратуши, в тот вечер пела Мирей Матье, и «уличный» концертный зал был полон. Женька крутил головой, рассматривая публику, потом спросил: «Сколько ей уже? Семьдесят или больше?», а Юлия рассмеялась – певица была вне времени. Возраст был у них, у зрителей… Здесь были в основном люди их возраста. Взошла полная луна; металлический голос певицы, усиленный микрофонами, взмывал над колючей готикой ратуши…
– Юлечка, выходи за меня! – вдруг сказал Алекс…
Глава 12
Дебют монаха
Толстый человек в голубой просторной рубахе навыпуск, широких белых брюках и черных китайских матерчатых тапочках неторопливо шествовал по улице. Он был бородат, длинноволос, степенен, и чувствовались в нем удивительные безмятежность и умиротворение. Даже то, что он слегка раскачивался при ходьбе, придавало ему некую приятную взгляду устойчивость, сбалансированность и уравновешенность. В открытом вороте рубахи виднелась замысловатая серебряная монетка-мандала на кожаном шнурке. Это был не кто иной, как уже знакомый читателю волхв Олег Монахов. Как было упомянуто ранее, старушки иногда крестились ему вслед.
За годы его странствий многое переменилось в городе – новые витрины и вывески, полно машин, даже людей, казалось, стало больше. Но, как ни странно, ни бывшие коллеги, ни бывшие студенты, ни даже знакомые в прошлом женщины навстречу ему не попадались. А ведь раньше, думал он с ностальгией и удивлением, пробиться нельзя было, шли косяком, хватали за рукав, бросались на шею, и всем чего-то надо было. То поговорить с подрастающим поколением, отбившимся от рук, то помирить с женой, то загипнотизировать и внушить, что пить и драться нехорошо. Или просто поговорить за жизнь и подержаться за руку. Загулялся по городам и весям, думал Монах, а у народа новые кумиры – вон, в Интернете и по тэвэ услуги экстрасенсов-универсалов всех мастей! Куда ему до раскрученных колдунов и ясновидящих! Не пробьешься. Забыт. Финита. Видимо, пришла пора осесть и напомнить о себе. И начать напоминать сегодня же. Или другими словами – собирать камни. Хватит, погулял!
Монах остановился у величественного портала бывшего партийного здания, украшенного в индустриальном стиле позолоченными венками и колосьями, ныне приюта дирекций и советов многочисленных компаний. Нашел среди прочих строгую, синюю с золотом доску «Продимпортторга» и налег на массивную резную дверь. В отделанном мрамором вестибюле было прохладно, как в храме. Сходство с храмом усиливали тишина – сюда не долетали звуки улицы – и эхо. За круглой стойкой сидел молодцеватый дежурный в форме и читал газету. Звуки шагов Монаха улетели ввысь к лепному потолку, и дежурный поднял голову.
– В «Продимпортторг»! – внушительно сказал Монах.
– Вам… – дежурный запнулся, крутые брови поднялись дугой, что придало ему изумленно-глупый вид. Он хотел спросить: «Вам назначено?» и даже придвинул к себе журнал регистрации посетителей, но, повинуясь взгляду толстого человека, повел рукой в сторону лифта и сказал: «Пожалуйста! Третий этаж, по коридору направо» – и посетитель неторопливо проследовал в указанном направлении. Спустя пару минут величественная кабина вознесла его наверх, и он, с любопытством оглядываясь, двинулся по солидному коридору, уставленному кадками с растениями. Антураж ему понравился, и он подумал, что был бы не прочь осесть здесь…
Секретарша, молодящаяся дама средних лет, подняла на него строгий взгляд. Монах ответил ей приятной улыбкой и спросил, кивнув на дверь: «У себя?», и она, улыбнувшись в ответ, кивнула, что да, мол, у себя. А когда Монах скрылся за дверью, выхватила из сумочки зеркальце…
Марат Николаевич Сокуров разместился за внушительных размеров письменным столом, оснащенным плоским монитором, стопками «исходящих, на подпись, в корзину» бумаг, остро отточенными разноцветными карандашами в металлическом стакане-конусе, разноцветными же пластмассовыми скрепками в металлической посудине в виде половинки грецкого ореха… и так далее. Классика. Монах представил себе, как хозяин кабинета сладострастно давит на карандаш, вставленный в точилку, добиваясь нечеловеческой красоты и совершенства острия. И так во всех мелочах – от складок на шторе до аккуратного ряда тарелок в сушилке в кухне, если приходится мыть посуду, и одежды на вешалке. Плюс маникюр и общая ухоженность. Плюс перстень с печаткой на безымянном пальце правой руки. Плюс шелковый платочек, синий в желтый горошек, идеальным углом торчащий из нагрудного кармана. Такой человек, говорит психологическая наука, мелочен, мысленно суетлив, не способен видеть перспективу, а потому не способен руководить и принимать решения; он человек команды – исполнитель, вечный второй, а то и третий, референт, секретарь, и самое большее, что ему можно доверить, – это разносить бумаги. Но при этом он «много о себе понимает», надувает щеки и держит паузу, что очень часто принимается за значимость и солидность. И если ему все время повторять, какой он прекрасный руководитель, менеджер, вожак стаи, то его можно тащить как бычка на веревке… да что там тащить! Сам пойдет. А если наоборот – то никогда не простит, забодает, выбросит на свалку. Он – вечный голый король, которого играет свита…
Все это пронеслось в голове менталиста Монаха, как он иногда с удовольствием называл себя, посмотрев несколько серий американского кино про фокусника-менталиста, который перековался в детектива. Парень ему понравился, пожалуй. Правда, переигрывает и выпендривается, но в общем – симпатяга, и сюжет захватывает. Особенно когда герой улыбается и смотрит голубыми брызгами в глаза собеседнику. А если добавить сюда собственные массу и внушительные размеры Монаха, а также бороду и длинные локоны по плечам, то… сами понимаете, ни одна собака не устоит! Обаяние возрастает в геометрической прогрессии к весу. И вообще, у толстых свой шарм, только надо суметь его обыграть, а не стонать и жрать отруби, подыхая с голода! А выпендреж и есть выпендреж – кто без греха, бросьте камнем.
Менталист то же, что манипулятор сознанием, но в отличие от бессовестного манипулятора «менталист» звучит… ммм… как бы это… благородно! Как-то так.
– Марат Николаевич, добрый день! – произнес Монах задушевным басом в ответ на вопросительный взгляд хозяина. – Вы позволите? – Он отодвинул кресло от журнального столика и уселся, тем самым навязывая собеседнику линию поведения.
