– За падлу ссученную ответишь, сучонок! – возмутился Клоп. – Ты что, из беспредельной хаты выскочил? Законов правилки не знаешь?! Это не я Зему, а он меня сдал с потрохами! Подставил чекистам, я из фээсбэшной хаты только откинулся, еще и трех часов не прошло! Чего вы сюда заявились? Разбор на сходняке делают!
Он постепенно повышал голос и в конце уже кричал, с надрывом, как и положено человеку, чувствующему себя на сто процентов правым. Тем более, правда стояла за ним. Во всяком случае, насчет Земы… Иногда можно выехать «на базаре», надо только играть убедительно – и в падучей биться, и пену изо рта пускать… Но разбираться с ним никто не собирался.
Митек наклонился вперед и схватил его за руки – как в клещи зажал. Султан полез за отворот куртки. Рукав косухи задрался, обнажая наколку в виде оскаленной звериной пасти. И тут же достал опасную бритву.
– Суки вы рваные! На кого работаете? За беспредел с вас еще спросят… – Клоп дернулся, пытаясь освободиться, но – бесполезно. Бритва нырнула ему под кадык, как будто услужливый парикмахер хотел сбрить неряшливую щетину.
И тут раздался страшный грохот. Мост содрогнулся, бетонный свод лопнул, вниз полетели камни, посыпалась цементная крошка, удушливое пыльное облако наполнило помещение.
Султан выронил бритву и с криком отскочил, Митек разжал руки и отшатнулся. Оба с ужасом уставились в потолок. И устрашающий вид разверзающихся трещин стал последним зрелищем, отведенным им в этой жизни.
Рука Лешего нырнула за спину. Топорик, намертво сжатый в побелевших пальцах, сверкнул и врезался Митьку в висок. Удар получился с оттягом. Лезвие выскочило, не застряв в кости, и это было очень важно. Продолжая движение, Леший развернулся, и летящий по окружности топор разрубил Султану переносицу. В один миг палачи и жертвы поменялись местами. Судьба умудрилась в последнее мгновение передернуть карты: внезапно вместо шестерки Лешему выпал туз! И тут же катаклизм закончился – мост устоял, наступила мертвая тишина, даже вечный гул машин исчез… В комнате будто повис густой белый туман.
Леший судорожно вдохнул пыльную взвесь и закашлялся. В потолке зияла широкая зигзагообразная трещина, из нее продолжало выползать цементное облако и сыпаться мелкая щебенка. Белая пыль густо засыпала все вокруг: ковры, телевизор, «козел», табуретки и заменяющий стол ящик. Два незваных гостя напоминали опрокинутые навзничь гипсовые статуи с деформированными лицами. Их можно было выставить в каком-нибудь музее человековедения, как наглядный пример превосходства опыта над молодостью и силой.
Подобрав топор и машинально протерев рукавом рукоятку, Леший пожевал губами и прошептал, обращаясь неизвестно к кому:
– Вот оно как, понимаешь… Опять две мокрухи… А иначе – никак…
Водка в стакане покрылась белой шапкой пыли и напоминала молочный коктейль, который Леший очень любил. Он выплеснул самую густоту, а остальное процедил сквозь зубы – выпил один, как и предлагали незваные гости. Брезгливо выплюнул комок мокрой пыли, но на зубах все равно скрипело, и он прополоскал рот водкой из бутылки. Потом жадно сделал несколько глотков. Не забирало.
Вздохнув, он склонился к телу Митька, схватил его под мышки и потащил по анфиладе импровизированных комнат – через душевую и туалет, в безымянный каменный мешок с большим прямоугольным отверстием в полу. Став на четвереньки, он осторожно выглянул вниз. В сорока метрах катил свои холодные воды Дон. Ни катеров, ни барж поблизости не видно. Леший обшарил карманы Митька, подтащил тяжелое тело ближе к дыре и с трудом столкнул в реку. Конечно, лучше бы это делать в темноте, но выбора нет… Вторым тот же путь проделал Султан – он оказался гораздо легче, и с ним было проще… Следом полетел топор.
Потом Леший вымылся под холодной водой, с трудом отполоскав волосы от бетонной пыли, и переоделся в запасные шмотки, спрятанные под коврами. Конечно, в мятых штанах, кургузом пиджаке и телогрейке он был похож на пугало, но так было всегда. Зато теперь он не бросался в глаза за километр, как мельник на базаре. Снова раздался треск, Леший услышал, как крошится бетон. Пора уходить. Раз уж случилось чудом соскочить с бритвы, глупо загибаться в заваленной норе! Он выключил «козла», телевизор, лампочку. Еще раз осмотрел свое разрушенное и оскверненное жилище, куда уже вряд ли удастся вернуться…
Леший ужом выскользнул из узко приоткрытой двери, пригибаясь, отошел на сто метров в сторону, потом по узкой тропке спустился на набережную и ввинтился в толпу зевак.
– Я как раз внизу проходил, а тут как треснет, каменюки посыпались, я как рванул…
– Бетонная плита свалилась, чуть машину в лепешку не расшибла…
– Как он вообще не обрушился…
– Еще рухнет, никуда не денется…
Люди взволнованно комментировали происходящее, с интересом разглядывая суматоху на мосту. Там ревели сиренами и мигали маячками спецмашины: милиция, пожарные, спасатели… На проспекте скопилась длинная пробка. Леший определил, что трещина прошла только в одном месте – как раз по его жилищу. Именно там просело дорожное полотно, именно оттуда выползало огромное облако пыли, которое постепенно расползалось, накрывая расположенные на набережной кафе и ресторанчики бетонным смогом и легкой паникой.
– Вон там двое упали, то ли с моста, то ли откуда-то снизу… Видно, рабочих ударом сбросило…
Леший насторожился, повернулся к рассказчику.
– Да что ты брешешь! Я тут все время стою – никто не падал!
– Чего мне брехать? Я лично видел!
– Глаза зальешь, так черта лысого увидишь!
Подъехал автобус телевидения. Съемочная группа принялась хищно расставлять аппаратуру. Стервятники камеры и микрофона хотели разрушений и жертв.
– Гражданин, вы видели, как произошла катастрофа? – шустрый репортер схватил Лешего за рукав. – Подходите, мы вас в новостях покажем!
Но тот не отвечал. Он завороженно смотрел на косогор. Возле двери в его жилище собралось человек двадцать в форме и в штатском. Вспыхивали блицы фотоаппаратов. Несколько милиционеров зашли внутрь. Карусель раскручивалась серьезная…
– Гражданин, а правда, что кто-то упал в Дон?
Леший стряхнул цепкую руку.
– Да фигня все это! Никто никуда не падал!
Вынырнув из людской круговерти, он быстро пошел прочь. Его потряхивало, руки и ноги дрожали. Плохо промытые волосы стояли торчком. Саднила шея под кадыком, где слегка прикоснулось лезвие. Костлявая старуха в очередной раз махнула косой и промазала. Чуть зацепила, но это не считается… Где-то позади остались два жмурика, бывшие «торпеды», они плыли по течению, цеплялись за дно, оставляя за собой красноватый след. Он не оглядывался и ни о чем не жалел.
Вечером, в небольшой, прокуренной до самого потолка чебуречной тоскливо «гулял» немолодой, бывалого вида мужчина. Он был вымыт, выбрит, подстрижен, одет в новый – недорогой, но вполне приличный костюм, новый свитер и полуботинки. Перед ним стояли литровая бутылка «Пшеничной», стеклянная миска овощного салата, тарелка со сложенными стопкой чебуреками, вытянутый железный поднос с прикрытым лавашом шашлыком и люля-кебабом – короче, все меню этого далеко не шикарного заведения. По местным меркам это было очень круто, и четверо неимущих алкашей-завсегдатаев бросали в сторону богатого, красиво отдыхающего мужчины недоброжелательно-завистливые взгляды. В другом случае они бы подсели к этому баловню жизни, завели с ним душевный разговор, определили, чем он дышит, напросились на угощение, а может, вообще «развели» на деньги. Но сейчас никто не решался это сделать. Потому что сразу видно – кого можно «разводить», а кто сам тебя «разведет». А может, и разберет по косточкам, как разбирают говядину на холодец…
