Было заметно, что он пребывает в ошеломлении, но Таррейтал счел необходимым предупредить приятеля:
— Не подходи близко. Мы совершенно не знаем, что это за растение…
Но юноша не хотел ничего даже слышать.
— Когда еще мы увидим такое? — горячо воскликнул он. — Это же настоящее чудо!
Не успел никто из кандианцев сообразить хоть что-нибудь, как Парсонс приблизился к огромному «уху». Внезапно острый конец «початка» изогнулся, раскрылся, как пасть, и выпустил в сторону приблизившегося юноши облако густого влажного пара.
— Ай, что это? — завопил Парсонс, встряхивая длинными волосами. — Что это… я ничего не вижу!
Действительно, его лицо было облеплено плотным слоем слизи. Было такое ощущение, как будто лоб, нос и щеки длинноволосого парня были покрыты толстым слоем какого-то скользкого жира.
— Чтоб мне пусто было… какая дрянь! — ругался он, стряхивая с себя непонятный налет. — Что же это такое…
— Я предупреждал тебя… — укоризненно сказал Таррейтал. — Неужели трудно было послушать нас. Что теперь ты намерен делать?
Лезвием ножа и пучками плотных листьев Парсонс смог соскрести с лица непонятную слизь. Только все равно, по его внешнему виду было понятно, что со здоровьем его не все в порядке.
Лицо его отсвечивало мертвенной бледностью. Грудь тяжело вздымалась, и он еле поспевал за своими приятелями, пытающимися снова взобраться по стволу наверх.
— Пожалуй, пора сделать небольшой привал… — тяжело дыша, предложил Маскей.
Толстяк отдувался и стряхивал с красного лба крупные капли пота.
— Давайте, действительно, передохнем… — согласился Таррейтал. — После такого падения вниз можно и перевести дух.
Приятели уселись на плотную траву. Правда, кроме чистой родниковой воды, в изобилии струившейся вдоль трещин коры исполинских деревьев, да редких съедобных стеблей, ничем особенным подкрепиться они не могли.
— Вкусно… вкусно… — приговаривал Парсонс, с завидным аппетитом пожирая пучки обыкновенной зелени.
Таррейтал, Маскей и Кипис с недоумением смотрели на него и не узнавали. Их приятель, длинноволосый юноша словно переменился внезапно. Он стал совсем другим.
Парсонс хотел было что-то сказать, как внезапно лицо его исказилось жуткой гримасой, глаза стали вылезать из орбит и с посиневших губ поползла мертвенно-бледная пена.
— Что с тобой… что с тобой… — вне себя от страха, завопили все остальные.
К своему ужасу, Таррейтал увидел, как голова Парсонса словно раскалывается на части. Внезапно крупная извилистая трещина пошла паутиной по его голове, и вскоре череп с явственным омерзительным хрустом разломился на части.
Череп стал походить на скорлупу гигантского яйца, из него показалось нечто, напоминающее, одновременно, голову червя и конец того самого «кукурузного початка», который совсем недавно выпустил в лицо Парсонса порцию ядовитой слизи.
Ошеломленные юноши вскочили и с ужасом смотрели, как тело, еще недавно принадлежавшее Парсонсу, вдруг стало извиваться, дергаться в судорогах, и вскоре из него вылез огромный червь, жирные полупрозрачные сегменты которого так напоминали зерна «кукурузного початка».
Не сговариваясь, парни бросились бежать…
* * *
Наступил рассвет, так и не принесший душевного облегчения путникам. Где-то там, наверху, над кронами деревьев взошло солнце и слабые, безжизненные лучи, скользнули внутрь бескрайних пределов гигантского леса. Неясный преломленный сквозь бирюзовую зелень свет обозначил три усталые человеческие фигуры, остановившиеся у излучины небольшого ручья, извилистой струей сбегавшего со ствола по ветке колоссальных размеров.
Они торопливо напились из холодного чистого источника, тихо журчащего сверху вдоль трещин, покрывавших кору исполинского окаменевшего ствола. После этого Таррейтал до краев наполнил прохладной водой обе фляги — большую, висевшую во время похода за спиной у Маскея, и маленькую, которую обычно он сам носил на поясе.
Маскей, слишком долго не наслаждавшийся вкусом студеной влаги, блаженствовал. Он не торопился вскинуть за спину флягу, так как не успел еще утолить приступ неимоверной жажды.
Но Таррейтал с Киписом уже собрались и двинулись вперед, всем своим видом показывая, что торопятся. Уставший Маскей не мог так же быстро собраться. Не отрываясь от прохладной струи, толстяк бросил исподлобья на принца красноречивый взгляд, умоляя ненадолго задержаться.
— Что, дружище, так сильно тебе здесь понравилось? Хочешь остаться? — утомленно усмехнулся Вингмохавишну. — Решил вылакать весь ручей до конца и перелить его в свое бездонное брюхо?
— Жажда… я умирал от жажды, — отозвался Маскей, с трудом оторвавшись от источника. — Раньше вокруг нас была одна какая-то болотная гниль, одна мерзость, а здесь так вкусно! Зачем оставлять такую воду гнусному червю? Нужно всю ее выхлебать…
Времени катастрофически не хватало, но принц все же позволил себе и своим приятелям перевести дух. Кандианцы постояли несколько мгновений, бросая снизу тоскливый взгляд на освещенные листья вершин, а потом Таррейтал с Киписом снова двинулись в путь.
— Пора! Времени нет! — окликнул приятеля принц, исчезающий в буйной зелени зарослей. — Присоединяйся к нам, когда в ручье, наконец, закончится вода…
— Иду! Уже иду… — недовольно проворчал вдогонку толстяк. — Еще немного…
Как ни хотелось ему еще подольше задержаться около чистого, свежего источника, он понимал, что оставаться одному среди зарослей было слишком опасно. Пришлось ему напоследок торопливо зачерпнуть пригоршней холодную воду, а потом броситься по свежим глубоким следам, оставленным плотными подошвами друзей. Спутники еще не успели продвинуться далеко, и через несколько мгновений он настиг их, мягко скользя пузатой тенью между массивными ветвями.
Как ни манило это место к отдыху, задерживаться здесь долго было опасно. Страшный червь полз по пятам, не давая возможности перевести дух. Жуткий полупрозрачный хищник, выбравшийся из тела Парсонса, порой почти настигал их небольшую группу, поэтому приходилось выбирать даже самые отчаянные тропы, чтобы карабкаться наверх, сильно рискуя жизнью.
Никому не хотелось встретиться с червем с глазу на глаз…
Но постоянно двигаться в одном, восходящем направлении к кронам исполинских деревьев получалось не всегда. Порой они заходили в тупик и, наоборот, им приходилось снова опускаться, совершать неприятное нисхождение в поисках верного пути, оказываясь иногда в глубоких ложбинах.
В одной из таких низин, в которую они свернули в очередной раз, тошнотворное беспокойство, терзавшее души, внезапно достигло предела. Таррейтал в очередной раз, обостренно почувствовал, что им пришлось забрести не в самое безопасное место на этом свете.
И вскоре его неясные предчувствия подтвердились.
