— Если это так, то вы не сможете с ними встретиться, — сказал он.
— Это очень важно. — Я подкинул вверх золотую монету и поймал ее.
— Наш пост здесь, у внутренней стороны стен, — сказал он. — Даже мы не можем пройти дальше. Двери заперты изнутри.
А как насчет записки? Неужели нет возможности передать туда записку?
— Нет, — ответил он. — Никакой возможности.
— Хорошо, — сказал я. — Понимаю. Тогда мне бы хотелось получить кое-какую информацию.
— Никакой информации у меня нет, — сказал он. — Вам бы лучше убраться отсюда подобру-поздорову.
— Подожди! Я заплачу, — предложил я.
Он рассмеялся.
— Не притронусь к вашему золоту. Может, оно заражено.
Я набрал в легкие побольше воздуха и голосом, вполне подходящим для военного парада, спросил:
— Солдат, был ли здесь немец по имени Ван Кемпелен? И четверо американцев — трое мужчин и одна женщина?
Он тут же выпрямился, расправил плечи.
— Сэр, я не знаю, — ответил он. — Их тут было так много.
— Спасибо, солдат. Как я понимаю, они не выходят в город?
— Нет, сэр. И на вашем месте я бы не останавливался здесь. Я бы поскакал к границе и гнал бы лошадей до тех пор, пока они не упали. А потом бы бросился бежать.
— Спасибо. — Я повернулся и сел в повозку.
— Что теперь? — спросила Лиги.
— Поедем отсюда, — ответил я. — Остановимся как только исчезнем из их поля зрения. Потом поговорим с Вальдемаром. Энни, может быть, внутри, а, может, и нет, но я буду спрашивать не о ней.
Мы остановились рядом со скелетообразной оливковой рощей.
Когда я объяснил, что нам с Лиги необходимо открыть гроб, другие помогли нам спустить его вниз и пошли прогуляться, остался только Грин, который наблюдал, стоя у меня на левом плече.
Как только я поднял крышку, глаза Вальдемара открылись без предварительного месмеризма. Казалось, что дневной свет тоже не тревожил его. Лиги бросила на меня испытующий взгляд, потом провела над ним несколько раз руками. Не успела она закончить, как он заговорил.
— Что это за место? — спросил он. Это было не в его правилах первым начинать разговор.
— Это Санта Крус возле Таррагоны в Арагоне, — ответила она.
— Здесь происходит что-то необычное?
— Красная смерть забрала здесь почти всех, — сказала она.
— Ах! — сказал он. — Эта прекрасная, прекрасная смерть! Как замечательно! Какое счастье! С какой радостью я бы поменялся местами с любым из них. Уснуть! И никогда не видеть снов!
Я откашлялся.
— Терпеть не могу беспокоить вас мирскими пустяками, — сказал я, — но мне больше некого спросить.
— Ценю ваше предисловие, о, смертный, — ответил он. — Спрашивайте.
— Недалеко отсюда находится огромное аббатство. Мы только что там были, — пояснил я. — Туда невозможно попасть. Оно охраняется. Двери заперты. Мне кажется, что Ван Кемпелен там, а возможно и Энни, Темплтон, Гудфелло и Грисуолд. Мне кажется, что все большие старинные здания, наподобие этого, часто имеют потайные ходы. Можете вы сказать, есть ли здесь такой ход? Мне очень хочется проникнуть внутрь.
Его глаза внезапно закатились, вновь показались обычные бельма. Руки заняли сове место поперек груди. Прошло много времени, прежде чем он заговорил.
— Есть потайной ход из аббатства в город. Тоннель. Им так долго не пользовались, что я не знаю, можно ли по нему благополучно пройти. Он очень сильно изменился, возможно засыпан. Город над ним перестраивался.
Снова молчание.
Наконец, я спросил.
— Не могли бы вы быть более точным.
— Нет, — ответил он. — Но Ван Кемпелен там, и я чувствую, что это связано с Энни. Она тоже может находиться там.
— Может ли случиться то, что произошло в Толедо? Неудача в случае, если мы пересечем ее путь?
— Да.
— И все же, у меня нет выбора.
Он ничего не сказал.
— Тоннель — единственный секретный путь туда? — спросил я.
— Единственный, который мне виден. Дайте мне отдохнуть.
Я сам сделал успокаивающий жест, не задумываясь над этим. Его глаза закрылись, и крышка опустилась. После этого Грин изобразил свою фонограмму открывающейся бутылки с шампанским.
Вскоре мы снова упаковались и направились в город.
Мы остановились на постоялом дворе рядом с площадью, и я отцепил саблю от ремня. День клонился к вечеру. Мы с Петерсом решили отправиться на разведку, чтобы получить общее представление о расположении местности и, возможно, наметить точки вероятного расположения выхода из тоннеля. Лиги вместе с возничим должны были ждать нашего возвращения.
Мы отправились, Эмерсон, перескакивая с дома на дом и на случайные деревья, следовал за нами. В городе было тихо. Торговые витрины были огорожены. Мы не увидели никого, не услышали ни одного голоса.
— Вас не беспокоит, что чума прошла здесь, а последствия ее до сих пор продолжают сказываться? — спросил я Петерса.
Он не перестал улыбаться.
— Если пришло твое время, значит оно пришло, — сказал он. — А если — нет, значит — нет.
— Я не такой фаталист, — сказал я, — но у меня есть чувство, которое мне передалось от Вальдемара, что пребывание здесь довольно опасно.
— Я бы скорее поверил Лиги.
— Что вы имеете в виду?
— Она ведь умеет не только махать руками и усыплять стариков, — сказал он. — Скажу вам, когда вернемся на корабль.
— Вы имеете в виду, что она колдунья?
Чародейка?
— Поздравляю, — ответил он сдержанно.
Мы прошли мимо пепелища: пустые глазницы окон зияли в полуразвалившихся черных стенах, среди луж и грязи валялись обуглившиеся обломки. До меня донесся запах застоявшейся воды и гнили. В этом месте Эмерсон спустился на землю и немного поразмялся около нас.
Наконец, мы вышли из этого квартала города и оказались в захолустье с множеством дорог, изрезанных колеями. Когда мы пошли по одной из них, Эмерсон снова исчез. По мере продвижения мы поняли, что все эти здания были взломаны. В связи с хлопотами по перевозке вещей и необходимостью отсрочки отъезда из-за трудностей с транспортом горожане позаботились о сохранности оставленного добра с помощью досок и гвоздей. Некоторые жители этого места не уехали, как могло бы показаться, а участвовали в этом маленьком грабеже.
Пройдя еще немного, мы уже миновали обширные руины какого-то здания, когда услышали доносившийся изнутри смех. Это не был веселый хохот дружеской компании, а лающий хрипловатый звук. И все же… Мы с Петерсом переглянулись, и он кивнул.
