* * *
По дороге мне пришло в голову сказать Аполлону, что, прежде чем делать что-либо еще, я должен отчитаться перед Зевсом. Но как сказать, что я нашел Атласа, если я не увижу его своими глазами?
Мой спутник шел быстрым шагом, но я без труда поспевал за ним. По дороге Аполлон обрисовал свой разум, как картину на холсте, настолько изорванную и продырявленную, что уже почти невозможно узнать, что же было там нарисовано первоначально.
Он добавил:
– Я должен что-то вспомнить касательно Атласа и уже почти вспомнил. Но от «почти» толку мало.
– Я не могу вот чего понять, владыка Аполлон… Джереми. Как может живое существо, каким бы огромным оно ни было, поддерживать небосвод?
– Придем – выясним.
Я шел, пытаясь представить, каким может оказаться Атлас, представить, что случится, если он просто устанет? И снова я подумал про себя: Край света? Но ведь один из моих наставников говорил мне, что мудрые люди разными способами доказали, что земля круглая.
Мы шли, и Аполлон рассказал мне то немногое, что ему удалось припомнить про Атласа. С тех пор, как он в последний раз сражался с гигантами и противостоял их странному оружию, прошло не слишком долгое время.
– Я начинаю вспоминать одну легенду, – добавил он. – Она говорит, что Атлас тоже терпит страшное наказание, которое наложил на него один из предшественников твоего отца в бесконечной цепи воплощений Зевса. Этот прежний Зевс приговорил одного особенно строптивого гиганта вечно поддерживать твердь.
– Твердь. Я полагаю, что под этим подразумевается небо?
– Это так.
– Это некая поэтическая фигура речи? – Я не мог представить, чтобы у меня на такое хватило сил.
– Думаю, да. – Аполлон повернулся и посмотрел на меня, словно мысль о том, что я могу что-то понимать в поэзии, удивила его.
Мы по-прежнему шли вперед, колесница катилась за нами следом чуть поодаль. Внезапно мой спутник сказал:
– Если мы встретим гиганта и я паду в схватке с ним…
– Зевс не допустит!
– Вряд ли у твоего отца есть власть этого не допустить. Слушай, Геракл. Если я погибну, ты должен во что бы то ни стало выполнить то, что от тебя требует Зевс.
– Если я встречу гиганта, не Атласа, – сказал я, – которого надо обязательно допросить, чтобы выяснить, что он знает, – то я сразу же вышибу ему мозги своей палицей. – И я взмахнул ею в воздухе.
– Желаю тебе успеха в твоем предприятии.
– Я уже убил одного гиганта, – заверил я своего спутника. – Антей пытался поразить меня своим оружием, которое разрушает память. Но, насколько я могу понять, безуспешно. Так что лучше я пойду первым. Это поможет сохранить тебе еще кусок памяти.
Аполлон серьезно подумал над этим, затем пришел к решению и кивнул. С божественной самоуверенностью он счел себя слишком ценным, чтобы рисковать без нужды. А риск при моей схватке с гигантом, вероятно, будет минимальным.
Мы коротко переговорили, после чего Аполлон подождал свою колесницу и забрался в нее. Он обещал издали наблюдать за мной и прийти на помощь сразу же, как только я попаду в беду.
Когда я снова огляделся по сторонам, ни бога, ни колесницы я не увидел нигде.
Я продолжал путь и шел твердым шагом еще часа три до конического холма, а потом начал взбираться на него. Подъем был куда более долгим, чем казалось издали.
К тому времени день начал угасать, и я начал искать место для ночлега. Я в общем-то существо дневное, и мой союзник Аполлон входит в полную силу при ярком свете солнца.
Когда я засыпал, звезды стояли надо мной, и последней моей мыслью было что-то вроде – как нелепо, что какая-то тварь земная может поддерживать их.
Я спал крепко, а поутру продолжил восхождение. На вершине я обнаружил источник, у которого смог утолить свою жажду. Оглядевшись, я постепенно уверился в том, что нашел то место, которое нам описывал Прометей.
На вершине огромного холма, куда я только что взобрался, было углубление в виде чаши ярдов двести в поперечнике. В середине его, в свою очередь, возвышался маленький холмик. Мне пришло в голову, что с этого холмика открывается прекрасный обзор на все небо. Потому как только я перевел дыхание, я пошел туда.
После моей встречи с Антеем я думал, что знаю, как будет выглядеть Атлас. Но вскоре я понял, что ошибся.
На вершине маленького холма, в свою очередь, тоже было углубление. Оно было не более десяти ярдов в ширину и в старину, видимо, было выложено камнями или черепицей, поскольку ее остатки до сих пор были видны сквозь клочья травы и покрывающий сейчас камни слой грязи. А посредине впадинки торчал предмет, неизбежно привлекший мое внимание, во-первых, из-за своего положения, во-вторых, он был похож на древесный пень – это среди безлесных холмов и лощин!
С легкой дрожью я понял, что его округлая внешняя поверхность чем-то смутно похожа на зернистую лысую голову гиганта, какой она могла бы быть. Но все же на пень это было похоже больше.
Что-то вроде пня высотой в четыре фута и два в диаметре. Но его материал казался не деревом, а, скорее, камнем или плотно сбитой землей. Цвет и зернистая его структура заставили меня подумать о коже гиганта. Вокруг основания этого пня или столба земля была грязной, и я подумал, что при сильном дожде на дне некогда выложенной камнем чаши возникает настоящее болото.
Я подошел к пню, небрежно положил на него руку и огляделся по сторонам. Насколько я могу сказать, этот столб действительно находился в середине неба и земли. Взгляд мой свободно устремлялся к горизонту, равно удаленному со всех сторон.
Тут мне пришло в голову, что Атлас, несмотря на всю свою силу и величину, может быть невидимым, как дух, и гигантские колонны, которые поддерживают небо, если только таковые есть, тоже незримы. Но я свободно бродил вокруг центрального столба и ни на что такое не натыкался.
Когда, наконец, я потерял терпение и окликнул Атласа, мне никто и ничто не ответило, и я ощутил странную смесь разочарования и облегчения.
Охваченный нетерпением, я схватился за странный пень и начал выворачивать его из земли.
И тут громоподобный голос, шедший отовсюду, приказал мне прекратить.
Можете быть уверены, я немедленно прекратил.
– Я Геракл из Кадмеи, – крикнул я в никуда, отвечая незримому обладателю голоса. – Я пришел сюда в поисках Атласа.
Вершина того, что казалось мне мертвым пнем, вдруг раскрылась, как цветок, но открылись не лепестки, а огромный глаз, стеклянистый и прозрачный, и он уставился на меня так пристально, что я не мог отрицать разума в этом взгляде.
– Я Атлас, – прогудел наконец этот голос, уже не так громко.
Если бы я знал страх, как все обычные люди, я тут же дал бы деру. Но я лишь отступил на несколько шагов, затем прямо спросил:
