Ясно было и то, что Энди Ферранте тоже положил глаз на Кати — уже хотя бы только потому, что она была единственной женщиной в округе, к тому же — молодой и красивой.
Джереми признался Катерине, что связан торжественной клятвой с другой девушкой, — и Кати, естественно, захотела узнать об этом побольше. — Так, значит, ты с ней помолвлен? — Помолвлен? Да нет, что ты! Ничего подобного! — Ему ведь только пятнадцать лет, неужели' Кати считает, что это подходящий возраст для женитьбы? Помолчав немного, Джереми признался: — Вообще-то она умерла… Кати сказала, что ей очень жаль ту, девушку. И, похоже, она действительно искренне сожалела о ее смерти.
Глава 24
Четверо путешественников пошли дальше пешком по малохоженой, неприметной горной тропинке, которая долго петляла и вилась между холмов, то забирая круто в гору, то спускаясь, — пока наконец не соединилась с главной дорогой почти у самой Горы Оракула.
Катерина уверенно вела маленький отряд, — по всему было видно, что девушка прекрасно знает, куда надо идти. Юная проводница сказала своим спутникам, что избранный ею путь проходит среди высоких холмов и его очень трудно найти, если не знать дороги. В памяти Аполлона не сохранилось никаких воспоминаний об этой узенькой тропинке, петляющей среди гор и лесов. Но на следующий день, когда путники прошли уже добрую часть пути, оказалось, что дальше Кати знает дорогу хуже, и продвижение немного замедлилось. Девушка надолго уходила вперед одна и изучала окрестности, прежде чем вести своих спутников дальше.
Этим утром, когда Катерина отправилась вперед на разведку, Джереми пошел вместе с ней. Они увлеченно разговаривали о разнообразных диких цветах и травах, которых Кати знала почти так же много, как и Аполлон. Джереми взялся понести заплечный мешок Катерины. Юношу восхитила искусная вышивка на ткани, — Кати сказала, что это вышивала ее мама, — узор в точности изображал полевые цветы, которые больше всего по нраву медоносным пчелам.
Кати и Джереми говорили и о множестве других вещей, — в том числе и о поразительном разнообразии животных и растений, которых, казалось, становилось все больше по мере приближения к вершине Священной Горы. — Говорят, все это — владения Трикстера, — сказала Кати, запрокинув голову и пытаясь разглядеть далекую вершину Горы, которая скрывалась за облаками и ближними утесами.
Джереми не хотелось вспоминать о Карлотте. — Я слышал, это и есть Олимп, — это было лишь предположение, почерпнутое в памяти Аполлона, — потому что сам Солнечный бог никогда не забирался настолько высоко в Гору. — А какой бог тебе больше всего нравится, Кати? Девушка взглянула на него как-то странно. Да, ничего не скажешь, вопрос он задал не совсем обычный. Чем дольше Джереми смотрел на Кати, тем красивей она ему казалась. И если для Захватчика она могла бы стать лишь еще одной победой, то для самого Джереми отношения с этой девушкой вдруг приобрели необычайную важность, — иногда даже случалось, что он слова не мог сказать в ее присутствии. Вот когда ему очень пригодилось бы хваленое красноречие Аполлона — но все красноречие куда-то враз подевалось, да так, что ищи не ищи — все равно не найдешь.
Как-то раз путники устроили привал в небольшой долине у подножия холмов и расположились там на ночлег. Джереми в свою очередь сидел на страже, пока его спутники крепко спали, — и вдруг парень почувствовал, что рядом есть кто-то еще. Джереми резко обернулся.
И увидел Карлотту. Она была одета в то самое платье, в котором Джереми видел ее в последний раз — когда Арнобий прогнал ее прочь. Карлотта стояла и улыбалась как ни в чем не бывало.
От того, что Карлотта была здесь, такая спокойная и безмятежная, у Джереми мороз пробежал по коже. Потому что никаким естественным образом она просто не могла оказаться сейчас у подножия Горы.
Глаза Карлотты оставались холодными, но она помахала парню рукой в знак дружеского приветствия. — Ты как будто удивлен, Джерри? Не ожидал меня здесь увидеть? — Ты и сама знаешь, что нет. И… Да, просто удивительно… насколько ты изменилась, — левым глазом юноша видел многоцветную ауру, которая окружала фигуру Карлотты, — такую же яркую, как у Таната, но не настолько пугающую. На ногах у девушки были какие-то странные красные сандалии, — они светились даже ярче, чем все остальное. — Давай лучше сперва поговорим о тебе, Джерри. Ты здорово подрос с тех пор, как мы с тобой расстались! — Правда? Ну, может, и так. — Новая одежда, которая досталась юноше, тоже понемногу начинала становиться тесной.
Карлотта протянула руку и бесцеремонно потрепала его по щеке. — А усы все еще не выросли… — Признаться, я вообще не собираюсь их отращивать. — Ну да, конечно. И что в этих усах хорошего? Так и ходи без усов — ты ведь теперь у нас будешь вечно молодым, да? — О чем это ты? — О том. Я теперь тебя лучше понимаю, Джереми… если только тебя все еще можно так называть. Знаешь, у меня ведь тоже в голове сидит богиня, и я смотрю на тебя ее глазами. — А я вижу тебя глазами Аполлона… В тебе — Трикстер, верно? — Сияние в глазах Карлотты было подобно свету, пробивающемуся из дома в сумерках, когда видно, что свечи внутри горят, даже если окна и двери плотно закрыты. — А я всегда представлял себе Трикстера мужчиной… Во всяком случае, так о нем рассказывалось в детских сказках. — Ну а на самом деле она — женщина, по крайней мере, сейчас, когда мы с ней живем в одном теле. А чем там она была раньше, — не знаю.
В памяти Захватчика, которая быстро и легко раскрылась перед Джереми, не нашлось никаких особых обстоятельств, по которым Трикстер, или Аполлон, или любое другое божество обязательно должны были бы являться в облике мужчины.
Джереми огляделся. Арнобий, Кати и Ферранте крепко спали, так что можно было считать, что сейчас они с Карлоттой совсем одни в этом уголке леса. Карлотта как будто прочитала его мысли. — Я усыпила их. Конечно, Аполлон мог бы их пробудить, — если бы захотел. Джереми только покачал головой. — Выходит, ты и Трикстер… Может, ты мне расскажешь? Я имею в виду… о том, как это случилось? — Может, я только за этим сюда и пришла. Мне до смерти хотелось кому-нибудь обо всем рассказать. Ну, давай садись вот здесь, рядом со мной, — одним движением руки она разровняла поверхность лежавшего неподалеку бревна, сгладила выступающие обломки сучков, убрала грубую, шершавую кору. Да что там — она изменила даже саму форму бревна, превратив его в подобие скамейки с гладкой поверхностью. Богиня села на эту лавку, Джереми тоже присел рядом с ней, но не слишком близко — так, чтобы их тела не соприкасались. Юноша сказал: — Ты переместила окно в комнатах ученого… Карлотта резко рассмеялась. — Для Трикстера такие штучки — просто детская забава! Ручаюсь, это произвело на него впечатление. — Он совсем растерялся. — Как обычно! Какое-то время они просто смотрели друг на друга и молчали, перебирая в памяти общие воспоминания. Потом Джереми заговорил: — Ты хотела рассказать, как… — он не договорил, только неопределенно повел рукой.
Карлотта запустила пальцы в свои густые светлые кудряшки. — Владыка Аполлон и сам может все рассказать, — если, конечно, захочет. По-моему, он может рассказать вообще все и обо всем. А что до меня, то все это началось в тот день, когда мы встретились — мы с тобой. Джереми углубился в воспоминания. — Я думал, может быть… Я видел, что ты прячешь маленькую коробочку, черную с белым… Да нет, ничего. Не важно, рассказывай дальше…
