Если бы Джереми смотрел на первую пчелу-разведчика, отделившуюся от роя, только правым, обычным человеческим глазом, он легко мог бы ошибиться и принять насекомое за птичку колибри. Но его левый глаз прекрасно видел, что это на самом деле, — так что ошибиться было невозможно.
Разозленное насекомое опустилось на шею ближайшего разбойника. Огромная пчела ухватилась цепкими лапками за кожу, изогнула толстое мохнатое брюшко и сделала то, в чем пчелы всегда были известными мастерами. Большой рой разъяренных пчёл, исходящих слепой злостью, способен нанести сокрушительное поражение любой человеческой армии. Всякая армия, которая осмелится противостоять озлобленным насекомым, обречена понести огромные потери. Конечно, от пчелиных укусов можно защититься особой одеждой — да только в обычных воинских доспехах бывает столько щелей и просветов, что они оказываются совершенно бесполезными против маленьких крылатых солдат. И вот огромный пчелиный рой опустился на деревню, и тысячи тысяч разъяренных до предела насекомых накинулись на всех, кто не был отмечен знаком Аполлона. Джереми оглядывался по сторонам и думал о том, что ни один из жителей деревни не должен пострадать от беспощадных пчелиных жал.
Разбойник, стоявший возле Джереми, вдруг страшно закричал и принялся неистово размахивать руками.
Трое насильников, которые измывались над несчастной девушкой по имени Фран, внезапно оставили свое грязное занятие — им вдруг понадобились все конечности для совсем другого дела. Бедная девушка скорчилась на полу и постаралась отползти в сторонку, пытаясь прикрыть наготу остатками изорванной одежды. Однако ее пчелы не тронули. Те рваные лохмотья, которыми она прикрывалась, вряд ли могли хоть сколько-нибудь помешать атакующим пчелам, — но ни единое насекомое не опустилось на нагую девушку, так что ей не было нужды защищать тело жалкими обрывками ткани.
Зато те трое разбойников, которые только что так рьяно надругались над девушкой, проявляли теперь гораздо большую активность, хотя и в совершенно ином направлении, и издавали гораздо более громкие звуки, в которых было еще меньше человеческого. Один из насильников, скинувший штаны перед потехой, был теперь обернут ниже пояса живым, жужжащим и шевелящимся, коричнево-голубым покрывалом. Дико вопя, обезумевший от боли бандит выскочил из дома через окно. Двое других выбежали через дверь. Они лихорадочно размахивали руками, дико подпрыгивали и подергивали ногами, извивались всем телом, словно припадочные, в каком-то бессмысленном танце, скребли себя ногтями, хлопали ладонями по телу, безуспешно пытаясь отбиться от гудящего и жужжащего, мучительно жалящего клубка из быстро мелькающих прозрачных крыльев, мохнатых коричневых телец, острых ядовитых жал. Те разбойники, которые еще способны были стоять на ногах, пытались убежать, — да только они не знали, куда бежать, потому что глаза на изжаленных пчелами лицах уже ничего не видели. Голова одного из разбойников полностью скрылась под плотной шевелящейся волной злобно жужжащих, разъяренных пчел. Потом пчелы разлетелись, и снова показалось то, что некогда было лицом — неузнаваемо изуродованное, — какая-то бесформенная малиново-белая маска со слюнявой щелью вместо рта, распухшая, бугристая и отдаленно не напоминающая часть человеческого, тела. Жужжание и гудение пчелиного роя оглушало.
Крики и вопли изжаленных людей тонули в этом всепоглощающем гудении. Все прочие бандиты были примерно в таком же плачевном состоянии — каждому негодяю досталось сполна. Правда, некоторые схватились за оружие — но их мечи, боевые топоры и короткие копья мелькали в воздухе, не причиняя совершенно никакого вреда маленьким и вертким нападающим. Джереми заметил, что самые быстрые и подвижные разбойники время от времени ухитрялись изловить какое-нибудь насекомое одной рукой, а другой рукой иногда даже успевали его прихлопнуть — или отшвырнуть в сторону. Конечно, люди крайне редко умирают от укуса одной-единственной пчелы, хотя болезненное жало и тогда доставляет немало неприятных ощущений. Но совсем другое дело, когда тебя ужалит не одна, а, скажем, сразу три или четыре пчелы. Или десяток пчел. Или сотня. Из воспоминаний Аполлона Джереми как бы между делом узнал, что ужаленный десятью-двенадцатью такими вот пчелами взрослый человек почти наверняка обречен умереть.
До сих пор Джереми не ужалила ни одна пчела. И парень почему-то был совершенно уверен, что эта опасность не грозит ему и в дальнейшем. Поэтому он спокойно подтянул связанные руки к лицу и принялся сосредоточенно перегрызать веревку, стягивающую запястья. Джереми страшно устал, он растратил так много сил — и, как только все это закончится (судя по всему, ждать осталось уже недолго), ему надо будет хорошенько отдохнуть.
Гудение пчелиного роя звучало теперь как будто на одной ноте, оно больше не становилось громче.
Повсюду раздавались пронзительные крики ужаленных. И когда Джереми посмотрел на статую, возвышающуюся на постаменте в центре святилища, пареньку на миг показалось, что легкая улыбка на губах этого грубого, некрасивого, почти отвратительного изображения Аполлона вдруг сделалась шире. Какая-то пчела присела на поросшую лишайником голову статуи, но почти сразу же снова взмыла в воздух и улетела прочь. Джереми подумалось, что насекомое на мгновение задержалось у статуи как будто для того, чтобы передать послание — или просто засвидетельствовать почтение образу своего божества.
Глава 22
Все маленькие домики на улице выше и ниже площади, которые были вынуждены проглотить наглых бандитов, теперь изрыгали их обратно, словно отраву. Джереми видел и слышал, как повсюду на улице корчились в предсмертных муках изжаленные пчелами разбойники. Умирали они ужасно. Бандиты с дикими воплями бегали по деревне, спотыкались и падали, поднимались и снова бросались бежать — и каждого грабителя неотступно преследовало отдельное жужжащее облако разозленных насекомых. Двоим бандитам, каким-то чудом удалось при этом отыскать верховых верблюдов — только эти двое, похоже, и сумели живыми удрать из деревни.
Девушка, которую звали Кати, спокойно вышла из общинного дома на площадь, подошла к Джереми и стала помогать ему освободиться от пут. Джереми с радостью принял ее помощь, хотя остальные пленники нуждались в этом не меньше, чем он, — а то и больше. На маленькой деревенской площади и вокруг святилища пчел уже практически совсем не было. Благодаря маленьким пальчикам Кати, тонким, но ловким и сильным, Джерри вскоре полностью освободился от стягивавших его веревок. — Ты только не бойся, — наставляла его Кати. — Если будешь держаться спокойно, они тебя не ужалят.
Голос девушки звучал на удивление ровно, несмотря на все те кошмары, которые ей совсем недавно довелось пережить. Она стояла совсем рядом с Джереми, почти вплотную, словно хотела заслонить его от опасности своим телом, и время от времени прижималась то к плечу, то к груди парня своими мягкими полными грудями.
Кати была высокой девушкой, почти такого же роста, как Джереми. Ее тело изобиловало роскошными, потрясающими изгибами и округлостями, — но совсем не такой формы, как у Карлотты. Густые волосы цвета меда в беспорядке разметались по плечам, на загорелом лице сверкали удивительные, неожиданно светлые серые глаза. — Что ты имел в виду, когда говорил, что спасешь меня? — спросила Кати. — Я просто пытался помочь. Старался поддержать тебя, успокоить…
