— Кстати, о поисках, — подал голос мичман Динант.
— Да? — Принсеп прищурился.
— Мне вот что интересно: прошло ведь триста лет — где он может быть теперь? Ну, этот берсеркер Дирака. Та самая машина, которая захотела спереть биллион протолюдей — или сколько их там было на самом деле — и вполне в этом преуспела. Мы сами это только что видели. А теперь вопрос куда он делся? На записи ясно видно, каким путем ушел берсеркер. Еще видно, что Дирак и его люди взяли тот же курс и отправились в том же направлении, следом за ним. Но даже если эта машина или ушедшие за нею корабли оставили хоть какой-то след, он давно уже рассеялся, за давностью лет. Три столетия спустя этот берсеркер может быть где угодно. Он, к примеру, может окучивать ту самую колонию доброжилов, если вы поддерживаете эту теорию.
Командор кивнул:
— Думаю, вы правы. Я полагаю также, что вскоре нам предстоит увидеть кое-какие результаты. И не нужно быть ясновидцем, чтобы понять, что и сам Дирак может быть где угодно, если только он все еще жив.
— Позвольте напомнить вам, господа советники, — Принсеп постучал по столу, — что перед нами по-прежнему стоит вопрос: почему сегодня берсеркерам так важно знать, что случилось с машинами и той давнишней соларианской зложитью?
— А я говорю, что их это не колышет! — уперся Динант. — А значит, в этой записи есть еще что-то, чего мы до сих пор не заметили. И это «что-то» здорово их задевает и треплет их электронные нервишки. Кто-то нерешительно предположил, что разгадка связана со световыми импульсами, которые, как показывает запись, исходили от корабля Дирака.
Но почему, собственно, информация об этом судне может представлять сейчас хоть какую-то важность?
Этого не мог понять никто. Однако командор Принсеп твердо решил это выяснить. Мягко, но весьма решительно он отдал распоряжение о создании команды, включающей в себя не только людей, но и роботов, с тем чтобы они немедленно приступили к подробному, поминутному изучению всей записи.
А тем временем оперативное соединение, находящееся под командованием Принсепа, размеренно продвигалось вперед.
ГЛАВА 18
Однажды Гавот услышал, как суперинтендант Газин заметил, что штаб Принсепа состоит в основном из экспертных систем, и тут же ехидно добавил, что большинство из них, похоже, уделяют внимание исключительно приготовлению пищи. Сам же Гавот думал о другом. Он обратил внимание, что органические члены штаба, горстка людей, что знали командора и работали с ним прежде, была верна ему безгранично. Сперва Гавот считал, что по крайней мере некоторая их часть лишь ловко притворяется. Теперь же он больше не был в этом уверен.
И еще Гавоту было любопытно: когда же эти господа из Ведомства Человечества наконец осознают, что рано или поздно флотилия столкнется с настоящими, вполне боеспособными берсеркерами?
Беседуя с Четвертым Приключением, Гавот выяснил еще одну любопытную вещь: кармпанин утверждал, что видит в характере командора Принсепа склонность к мистицизму.
— К мистицизму, Четвертый Приключенец?
— Именно так, Кристофер Гавот. — Кармпанин взглянул на него снизу вверх. Росту в Четвертом Приключение было всего около метра, да и лицо его, по меркам соларианцев, трудно было назвать лицом. Совершенно нечеловеческая мимика, и вокруг еще какие-то отростки. — И я делаю то же самое заявление о вас лично.
— Я? — Гавот стоял совершенно ошарашенный и чувствовал, как дурацкая ухмылка маской застывает у него на физиономии. — Я — мистик? Да нет, что вы! — Вместе с тем он ощущал непреодолимое желание рассказать Четвертому Приключенцу о своей встрече с берсеркером — там, на поверхности Иматры. Но все-таки Кристофер удержался и не стал откровенничать.
На самом деле, с точки зрения Гавота, командор был похож на мистика ничуть не больше его самого. В промежутках между деловыми заседаниями Принсеп не занимался ничем более абстрактным, чем пощипывание виноградин или составление обеденного меню.
Возможно, Четвертый Приключенец всего лишь пытался быть любезным. А может быть, он просто выбрал неверное слово, не то соларианское понятие. Ему, наверное, тоже было нелегко приспособиться к человеческим понятиям.
Кстати, Гавот заметил, что командор проводил много времени в обществе единственного на всем корабле несоларианца. Не похоже было, чтобы их объединяла страсть гурманов: кармпанин изредка употреблял соларианскую пищу, но лишь после того, как она проходила специальную обработку и превращалась в неопределенного вида кашу.
Между тем флот шел по следу берсеркеров. Их эскадра время от времени уже виднелась впереди. Где-то вдали быстро мерк Астерн, солнце Иматранской системы. Похоже, сообщений с Иматры больше не поступало, и Гавот позволил себе немного расслабиться.
Разумеется, теперь его судьба в руках Бекки. Стоит ей сказать хоть слово Принсепу или, что еще хуже, ее собственному боссу о том сообщении, и ее новый возлюбленный наверняка познакомится с одной из камер тюремного изолятора или загремит в анабиоз до тех пор, пока кто-нибудь не решит, что пора его выпустить.
Кроме того, Гавот отлично понимал, что более высокопоставленные агенты Ведомства Человечества постоянно следят за ним, дожидаясь удобного повода арестовать его. Впрочем, взять его под непрерывный надзор они не пытались — бежать Гавоту все равно было некуда.
Что же касается агента Ребекки Танарат, то здесь Гавот рассматривал несколько вариантов поведения, у каждого из которых, разумеется, были свои недостатки. Ему нужно было любой ценой убедиться в том, что Бекки влюбилась в него. Кристофер уже начал обольщать ее, но все время помнил о том, что важнее всего не затащить Бекки в постель, а добиться ее абсолютной преданности. Гавоту частенько казалось, что они с Бекки не слишком хорошо подходят друг другу.
Бекки твердила, что ни одной копии сообщения, в котором его обвиняли в преступлениях, не осталось, и Гавот склонен был поверить ей. Но увериться окончательно он все-таки не мог. Хотя первую, бумажную копию он уничтожил очень тщательно.
Как большинство женщин, когда-либо влюблявшихся в Гавота, Бекки желала знать все о его прошлом. Кристофер изложил ей — правда, с некоторыми изменениями — слегка переработанный вариант первоначальной версии о продавце педагогической литературы. Теперь он назвался бывшим учителем.
Впрочем, подробностями вымышленной педагогической карьеры Бекки интересовалась мало.
— Ты обещал мне рассказать, что за неприятности были у тебя с тем ужасным полицейским департаментом.
— Ну… Это связано с одним ребенком, с которым жестоко обращались. — У Гавота было достаточно времени, чтобы найти самый выигрышный вариант легенды. Он уже достаточно хорошо знал Бекки, чтобы понять, как легче всего завоевать ее симпатии.
Пока поисковое оперативное соединение готовилось к первому С-прыжку за пределы системы, командор созвал своих советников — включая командиров меньших кораблей — на совещание. Участники не покидали своих кораблей, и обмен информацией осуществлялся при помощи оптэлектронных корабельных компьютеров, преобразовывавших человеческую речь в зашифрованные сигналы.
