— Что же это был за компромисс?
— Тот самый, который вы предполагаете. — Премьер по-прежнему полностью владел собой. — Я вижу, сэр, вы никак не можете должным образом вникнуть в наше положение.
— Теперь это и наше положение! — не выдержала лейтенант Тонгрес.
Премьер невозмутимо взглянул на нее:
— Согласен. И тем не менее вы никак не можете его понять.
Командор вскинул руку, пытаясь хотя бы на время остановить взаимный поток обвинений, и рассудительно произнес:
— Я очень хочу понять, как вы выражаетесь, наше положение. Мне чертовски хочется знать, что происходит. Все мы этого хотим. И потому я еще раз спрашиваю: что вы имели в виду, сказав, что добились перемирия?
— Вам понадобится некоторое время, чтобы это понять. Не пытайтесь меня запугать, командор Принсеп. Я не являюсь вашим подчиненным. На самом деле это вы находитесь в моем подчинении, пока пребываете на этом судне. — С этими словами Дирак развернулся и величественно удалился.
Кое-кто из людей Принесла двинулся было следом за премьером, но тут вмешался Скарлок. Он произнес почти что извиняющимся тоном:
— Господин Дирак всего лишь хотел сказать, что все обстоит очень просто: мы не пытаемся убить берсеркера, а он не пытается убить нас.
Командор Принсеп задвинул пока в сторону свои мрачные предположения, касавшиеся психического здоровья премьера и его намерений, и сделал все возможное, чтобы не раскрывать свои планы — по крайней мере, до поры до времени. Он боялся, как бы находящиеся на станции люди не передрались между собой.
Но чем дольше Принсеп размышлял над сложившейся ситуацией, тем хуже она ему казалась. Впечатление, возникшее при первой встрече с постоянными обитателями станции, оказалось обманчивым. Когда люди с «Симметрии» только-только попали на биостанцию, им показалось, что все местные жители нормально обеспечены питанием и прилично одеты. Системы жизнеобеспечения станции по-прежнему работали размеренно, не создавая особых проблем. Во всяком случае, они работали не хуже, чем системы яхты. Большинство водородных ламп станции продолжали гореть — впрочем, от них вполне можно было ожидать, что они будут это делать еще на протяжении многих поколений. Ремонтное оборудование тоже действовало. Медицинские роботы по-прежнему были способны оказать помощь при любом серьезном заболевании или ранении.
Станционные установки искусственной гравитации продолжали поддерживать должную силу тяжести. Соответствующую аппаратуру, если бы об этом кто-нибудь позаботился, легко можно было настроить таким образом, чтобы она регулярно производила новую ткань, а если бы кто-то этим заинтересовался, то без особых проблем мог получить ткани разных расцветок. Похоже, определенная часть оборудования станции монтировалась с тем расчетом, чтобы в будущем ее можно было использовать для нужд колонистов.
Кроме того, Принсеп продолжал беспокоиться о своих раненых. Он предпочитал присматривать за ними даже после того, как их передали на попечение медицинских роботов. Впрочем, он видел, что либо кто-нибудь из его людей, либо доктор Задор регулярно наведываются к медотсекам.
Ховелер и Задор расспрашивали Принесла о том, что могло случиться с остатками его флотилии. Оба медика страстно надеялись — в то время как остальные обитатели станции этого боялись, — что в любую минуту сюда могут прибыть еще люди, соларианцы, настоящие спасатели на мощном корабле. Премьер тоже предусматривал такую возможность, и это его беспокоило. Прибытие непрошеных гостей представляло бы значительную угрозу для его мечты о власти. Дирак еще века назад вычеркнул из рассмотрения саму возможность успешной спасательной операции. Он просто не допускал мысли о вероятности подобного развития событий.
Принсеп решил, что разумнее будет делать вид, будто он верит, что прибытие еще одного корабля вполне возможно, хотя сам он полагал иначе. Такое предположение само по себе будет потихоньку подрывать власть Дирака.
Николас Хоксмур — последняя его версия — только что вернулся к исполнению своих обязанностей после перепрограммирования и теперь обдумывал сложную ситуацию, в которой оказался.
Жители станции — очевидно, те, кто был знаком с двумя предыдущими версиями, — называли его Ник Третий. Самому Нику эти версии обычно казались чем-то чрезвычайно отдаленным, хотя у него и были некоторые общие с ними воспоминания.
Одно из немногих убеждений, в которых Ник мог быть уверен в этом чарующем и опасном мире, в который ему было позволено вернуться, заключалось в том, что леди Женевьева прекрасна. Еще одно обстоятельство, обнаруженное Ником почти сразу после возвращения, сводилось к тому, что у этой загадочной и притягательной женщины теперь роман с Кристофером Гавотом, которого Ник немедленно возненавидел.
Кроме того, Ник сделал еще одно открытие: леди Женевьева относилась к нему с крайней настороженностью, как будто боялась его. Ник понятия не имел, чем это вызвано. Он не мог поверить, что какая-нибудь из его предыдущих версий причинила леди хоть малейший вред.
Ник выбрал время, когда леди Женевьева находилась у себя в каюте и была одна. Он хотел быть уверенным, что их беседе никто не помешает. Убедившись, что момент подходящий, Ник создал свое изображение на голографическом экране.
— Госпожа, я полагаю, что вы меня знаете, — произнес он. Женевьева бросила на непрошеного гостя резкий взгляд:
— Я знаю, что вас зовут Ник. Николас Хоксмур. Что вам нужно?
— Всего лишь успокоить вас. Мне кажется, что вы меня боитесь, хотя я не знаю причины. Я хотел бы твердо заверить вас, что у вас нет ни малейших оснований меня бояться. Я ни за что не хотел бы причинить вам какой-либо вред или просто побеспокоить вас…
— Благодарю вас, Ник. У вас есть еще какое-нибудь дело? Если нет, то будьте добры, оставьте меня одну.
— Хорошо, моя госпожа. Но не позволите ли вы мне перед этим задать вам один вопрос?
— Какой же? — неохотно поинтересовалась Женевьева.
— Полагаю, вам известно, что я не сплю. Но бывают моменты — подозреваю, что из-за этого меня и отправили на перепрограммирование, — когда мне кажется, будто я вижу сон. И в этом сне у меня есть тело и я во плоти нахожусь рядом с вами. Не знаю, можете ли вы сказать мне что-нибудь об этих моих снах, — если они, конечно, вообще имеют какой-то смысл, — но у меня было такое чувство, словно я должен рассказать вам об этом.
Леди взглянула на Ника с каким-то новым выражением.
— Как странно… — выдохнула она.
— Госпожа моя-Нет, Ник, мы никогда не были вместе. У тебя вообще никогда не было тела.
— Я знаю это.
— Но ты появляешься в моих снах — точно так же, как я в твоих. О боги, как бы я хотела избавиться от них. Мгновение спустя Хоксмур отступил. Для него было большим облегчением узнать, что леди, кажется, не испытывает к нему ненависти. Но ничего более разузнать ему не удалось.
Ник обнаружил, что перспектива являться предметом бесконечного круга перепрограммирований вгоняет его в депрессию, хотя это и казалось своего рода разновидностью бессмертия.
