* * *
Олег еще долго стоял на том берегу и сквозь веки смотрел вслед волшебной лодке. Пусть глаза незрячи, он видел отныне дальше и лучше.
— Пора и нам! — молвил Велес
[21]
, и его тяжелая властная длань легла на плечо волхва.
Старик кивнул и почувствовал дуновение последнего утра Срединного мира. То спускалась к ним птица Сирин сладкоголосая, ее крылья рождали ветер, а песня дарила Смерть.
— Если в реку Времени вошел дважды — значит, более не человек! — молвил древний бог, поднимая жезл.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ В АРКОНУ
Снова и снова возвращался Игорь в мыслях к тем дням, когда мудрый Олег еще бродил по Матушке-Земле. Теперь-то он совершенно по-новому, по-другому осмысливал скупые прощальные слова старого волхва, отпечатавшиеся в Памяти… Как наяву, вставала пред глазами Игоря-Ингвара картина их недолгого расставания с дедом на берегу таинственных вод под названием Время. Теперь он догадался, кто таков этот Влас на самом деле, но толку-то…
«Не токмо против недругов своих отстаивалися крепко, но и около острова многие грады под свою державу подвели, потому всем окрестным государствам грозны и противны были», — вспоминал Игорь рассказ старика. Впрочем, уже, конечно, не Игорь, а именно, Ингвар — так называл его дед Олег, под этим именем знали его побрательнички, Ратич и Сев, дружинники да гридни, князь со княжною.
Даже жрец Свентовита, Любомудр, и тот не заметил, не заподозрил подмены. А минуло почти два дня с тех пор, как лодка Власа ткнулась носом в прибрежный песок неподалеку от Арконы — строптивого града язычников. И никто не удивился чудесному появлению Игоря, будто только что вернулся из дальнего похода за море…
А Холодное море было жестоким. Оно убивало страшными ударами валов, заглатывало бездной глубин и отнимало жизнь пронизывающим холодом. Оно заманивало корабли в туманы и бросало их на скалы. Оно притворялось тихим и умиротворённым, но стоило поверить ему, как море коварно обманывало ожидания, относя утлые людские посудины вдаль от родных берегов, перебрасывая их с течения на течение и отдавая в конце концов на растерзание подводным чудищам.
Холодное море было и справедливым. Оно покорялось сильным и отважным, лучшим воинам и умелым мореходам. Никогда не лишая надежды, оно всегда оставляло шанс на спасение. Неохотно, но подчинялось оно и воле волхвов, смиряясь по их призыву или наоборот, вскипая безудержной яростью.
Холодное море было добрым. Оно щедро делилось с людьми своими богатствами — рыбой и перламутром, янтарём и горькой морской солью. Оно поило мореходов дождями и отводило глаза безжалостной погоне. Оно защищало жителей острова от врагов, живущих на других берегах, и носило на себе быстрые варяжские корабли.
Холодное море было… Оно было везде, во все стороны от острова, но и здесь, на суше, никуда нельзя спрятаться ни от его мощного дыхания, ни от вольного морского духа, что пронизывал всю жизнь свободолюбивых островитян…
Триста лет минуло с тех пор, как здешний князь Рюрик
[22]
взял в жены Ефанду — дочь северного конунга и, наверное, из желания порадовать тестя, а может — позлить мать Умилу, нарек первенца своего в честь Ингви, сына Одина
[23]
. Имя Ингвар прижилось, равно, как и еще одно свейское прозвище — хелги. Младший брат Ефанды, Одр, был еще весьма юн, а прошел таки девять пещер Одина, за что получил титул — хелги Одр — священного. Он, как Игорь догадывался, стал известен потомкам под именем Вещего Олега. Ольгой или Хелгой звали всякую женщину-воительницу, сведущую в ворожбе, ведьму, а вовсе не «святую», так переводили на свой манер это варяжское звание христианские проповедники.
Игорь не мог уловить тот момент, когда произошло его чудесное превращение в руга Ингвара. Да и свершилось ли оно на самом деле? Не ведал он и о том, какие чувства испытывает это «второе я» по поводу его внезапного появления. Но рано или поздно, а может, в самый неподходящий момент, они бы снова перестали быть целым по воле Велеса.
— Теперь-то я хорошо знаю, что такое шизофрения! — думал он.
К удивлению Игоря, многое вокруг казалось давно и хорошо знакомым, точно было впитано с материнским молоком, будто он здесь родился и рос. Как если бы после восьми веков беспамятства Игорь вспомнил абсолютно все, целую жизнь, целую эпоху и себя в ней до мельчайших подробностей.
Он знал, что могучий Сев — потомок того самого Боя, сына Рынды, который в кровавой сече со свеями одолел Готера Годбродсона. А предки Ратича, молочного брата, еще шесть веков назад морем ходили на Адриатику, где основали Рагузу, нынешний Дубровник. Со времен Вандала
[24]
так повелось — куда бы ни пришли русы — непременно оставят по себе память. Одних Руянов по Средиземью с десяток будет. Ругеланд, Ругия, Рутения, Русь, Руйя — эти названия неоднократно возникали на географических картах Европы и Малой Азии то здесь, то там.
«Воля, мудрость, слава, борьба вечная между рассудком и чувством — не об этом ли говорят имена словенские да венедские: Гостомысл, Годослав, Буривой, Всеволод, Светозар, Боричь, Борислав…
…Вкусно! — думал Игорь, наслаждаясь редким для его слуха звучанием. — Да и Лютобор, походный князь ругов, в чьих жилах по отцовской линии кровь самого Рюрика…»
Игорь, то есть, конечно, Ингвар сразу узнал князя. Хотя тот почти ничем не выделялся среди окружавших его воинов. Был он среднего роста, белокурый, волосы и борода с легким рыжим оттенком коротко подстрижены.
Лютобор заслужил звание Учителя десять лет назад, — теперь и Игорь это знал. — Сейчас ему тридцать девять, почти сорок. Немалый жизненный срок.
Опытный воин звуки, как дорогу читает, а ночью непроглядной даже шорох — это тот же след. «Не иначе, как Всеслав гоняет молодежь!» — решил Ингвар, прислушавшись. За мощным частоколом вои отводили душу.
Расторопные служивые отверзли створки врат, князь первым въехал во двор, за ним и остальные.
