— Совет посчитал его методику опасной для Братства. И мы вовсе не собирались влезать в хитросплетения Игоревых умозаключений. Но сейчас Магистр решил все-таки достать записи подопечного, чтобы наши аналитики поработали над ними. Двинулись! Ребят я вызову на ходу.
* * *
— Кажется, милиция приехала! Быстро они! — удивился Всеслав.
— Вилами на воде писано! Какая это милиция!? Это новый Орден, смотрители чужих идей! Запирайся! — приказал ему Инегельд, не вызывающим возражений голосом, и втолкнул обратно в квартиру. — А я с ними обсужу ряд спорных вопросов, — добавил он затем.
Щелкнув замком, Всеслав не поверил своим глазам — в руках он сжимал Игорев посох. Инегельд был безоружным. Выругавшись, Всеслав попытался выйти наружу, но не тут то было. Дверь не поддавалась, словно заговоренная. Тогда он прильнул к глазку и замер в ожидании чего-то страшного.
— Я, кажется, тебя где-то видел! — протянул Гавриил, хотя и не сомневался в последнем.
Этим он выигрывал несколько мгновений на размышление, потому как совсем не ожидал встретить на лестнице незнакомца с развалин, столь возмутительным образом пропущенного оцеплением.
— Ну-ка, осторожно и без резких телодвижений… — к Инегельду шагнул рослый «бейтаровец», из числа сопровождавших прецептора.
Затем Всеслав услышал грязную ругань, но разобрал он всего лишь такие слова:
— Какого рожна! Я же приказал отключить свет на лестнице!
Потом был сдавленный крик, и еще один. Заплясала длинная тень. Больше через глазок ничего разглядеть было нельзя. Дверь под напором Всеслава подалась и рухнула вперед, рассыпавшись в труху. Поднявшись, он с омерзением стал отряхиваться от личинок и паутины, что налипла на одежде. Но вдруг, мимолетом бросив взгляд в сторону, он не узнал подъезда.
Искореженные, проржавевшие перила. Серый потолок. Ступени в трещинах. Все дышало такой ветхостью, что Всеслав было подумал: «А не свихнулся ли я?» Седые, изъеденные червями трупы в рваной истлевшей одежде, что валялись у ног невозмутимого Инегельда, почти утвердили его в этой мысли, но скальд вывел человека из оцепенения:
— Дай-ка сюда мой посох, смертный!
Всеслав послушно протянул ему волшебный орех и только тут обратил внимание, что в левой руке Инегельд держит тень. Узкую тень, острую тень, призрачную тень колдовского меча.
— Так ведь это, простите… — начал он.
— Не надо ни у кого просить прощения за собственные еретические мысли, потому как может быть они единственно правильные. Идем! Нам еще многое предстоит сегодня успеть.
— Где Игорь? Они его убили? — осмелился спросить Всеслав.
Инегельд пристально глянул на человека и произнес гулко:
— Магия чрезвычайно опасна земным владыкам не потому, что сама по себе особо сильна. Их страшит иное. Сила мага, сила волхва — она личная. Её невозможно отобрать иным путем, только вместе с жизнью.
Это, впрочем, делает любого настоящего язычника свободным и независимым, которого никакой телевизор не заставит покупать, никакие коврижки не заставят голосовать так, как угодно всяким подонкам. Язычник, маг одним своим существование сводит на нет огромные усилия по оболваниванию масс… Поэтому с нами постараются неизбежно расправиться… Но каждый сам отвечает за свой выбор. Ты идешь со мной?
… Следующий шаг, который Всеслав сделал вслед за своим водчим, привел их на большую поляну, запорошенную белым холодным снегом. Среди молодых тоненьких березок костерило пламя. На бревнах подле огня он заметил высоких стройных юношей, в таких же, как и сам Инегельд, длинных серых плащах. Здесь же, протянув хрупкие пальцы к костру, сидели прекрасные незнакомки. Невдалеке, ломая тонкий ледок, плескался студеный ручей.
Завидев пришельцев, одна из девушек встала, передав подруге меч, и оставшись без оружия, сделала несколько шагов им навстречу:
— Народ Лесов и Холмов приветствует Тебя и Твоего спутника, о Инегельд! Присядь у нашего огня! Отведай этого чудного эля! Скажи, что принес ты нам?
— Здравствуй, Вольный Народ! Я принес Тебе песню! — молвил скальд в ответ.
* * *
Игорь не чувствовал боли. Ее не было. И ничего больше не было, кроме отвратительного воя сирен, но вот и его заглушил странный звук, похожий на ветер. Он-то и увлек Игоря за собой внутрь сужающегося тоннеля, более похожего на гигантскую воронку. И звезды водили хоровод, и кружились в вихре магического танца. Игорь летело с чудовищной скоростью навстречу яркому и чистому белому свету.
Внезапно тоннель схлопнулся, сжался, и огоньки на стенках воронки понеслись в другую сторону. Манящий свет впереди померк, казалось, будто Создатель отвернулся от своего сына. Но так только казалось. Ибо чудесный полет Игоря внезапно прервался и пред ним распахнулся Тонкий мир, удивительно напоминающий зеленые гущи Перекрестка. Но что-то здесь было не так, и знакомо и незнакомо. Мягкая трава стелилась роскошным ковром. Вековые деревья подпирали Пространство. И как в лесу, веселый птичий щебет подсказывает, что в густых кронах кипит и бурлит жизнь, так полное беззвучие, заполонившее собой открывшийся мир, говорило о незримом присутствии Всеотца.
Уже издали он приметил высокую белую скалу на берегу бескрайнего Млечного Океана. К ней небрежно прислонился спящий гигант. Копна черных волос рассыпалась по его широким плечам. Жилистое пепельное нагое тело Бога излучало такую невиданную мощь, что Игорь замер, оробев.
Тут его опередили три пульсирующих и переливающихся всеми цветами радуги кокона, не было лишь красного цвета. Они проскользили мимо Игоря, одарив его вдруг ярко желтым ореолом. И он внезапно узрел внутри них величественных и спокойных старцев, ищущих встречи со своим истинным Владыкой.
Старцы приблизились к скале и застыли у ее подножия по привычке приняв позу Вирасана.
— О, Шамбху! О, наш грозный Махешвара! — сказал первый, разорвав Молчание.
— О, справедливый Вишванатха! Покорные слуги терпеливо ждут твоего суда! — добавил второй.
Гигант приоткрыл веки.
— Все вижу и слышу, дети мои. Суд будет праведным. Всего ли достигли вы, как того хотели, как о том мечтали.
— Все, Махадева!
— Не жалеете ли о скорой смерти.
— Мы славно пожили, но срок истек! А наши убийцы? Что ж, они сами обрекли себя. Мы не помышляем о мести! — ответил за всех третий старец.
— Добро… — молвил Бог.
И тут же чуть повыше его бездонных глаз вспыхнул новый ослепительный источник, но как бы ни был он ярок, теперь Игорь не испугался. Это был вовсе не тот яростный великий огонь — шакти, что когда-то превратил неразумного Каму в Ананга, то был лучезарный божественный свет, который и заманил Игоря в тоннель. Лучи Третьего Ока сорвали с брахманов ненужные им коконы, которые сгорели в один миг, обнажив более не стесненные никакими оболочками души. Души, которым дарована совершенная и непрерывная память.
