Святобор встал. Подошел к полуоткрытым ставням. Ночной ветерок холодным языком лизнул голую грудь, на которой свободно улегся бы иная львица.
Но его мысли стремились к врагу. Вот они, гордые рыцари Храма. Как наяву волхв увидел их перед собой — белые плащи с красными крестами, пожалованные папой еще 20 лет назад. Знал ли Евгений III, что «бедняки Храма Соломона», а именно так они себя начали величать с момента их собрания в 1119 году на месте прежнего дворца иудейского царя, поставили себя выше всех прочих наместников Господа на этой грешной земле? Храм да останется вовеки — этот символ нерушимости Братства Христовых воинов, он устоит, даже если падут непрочные церкви. Ведал ли разорившийся на крестовых походах Гуго де Пайен, создавая орден, знал ли первый Великий Магистр, что уже через пятьдесят лет Братство отринет поклонение богочеловеку? Руг это понял в тот момент, когда два года назад в непролазных болотах и темных чащах Пруссии он выслеживал отряд храмовников и во время их ночной оргии убил прецептора Генриха Сандомирского
[63]
. Этот поляк привел тамплиеров на землю пруссов в надежде урвать себе королевство. Не вышло.
И видел Святобор, как христианствующие рыцари сжигали своих убитых, он видел, как ели храмовники пищу, смешанную с тем пеплом. Но никакая мистическая сила тогда не заступилась за гордых тамплиеров. Отряд пруссов и ругов, вынырнув из ночи, перерезал врагов всех до единого.
Обласканный многими монархами, богатеющий за счет многочисленных льгот, непобедимый, благодаря железной дисциплине и двуличию генерального капитула — Высшего Совета, Орден насчитывал в своих рядах десять тысяч закаленных, испытанных, искусных воинов — монахов, до сотни магистров, пятисот приоров и тысячу комтуров. Умелых не по части молитв!
Да, Святобор убивал во имя Стрибога, но те же храмовники, получив полное отпущение грехов, сеяли смерть во имя Христа. И каждый такой наивный набожный защитник истинной веры повторял вослед за своим пророком: «Не мир я вам принес, но меч.»
Повторял, в то время, как посвященные вершили судьбы обетованного мира совсем другим именем, все более отдаваясь черной магии.
Волхв почувствовал, как замерло сердце, как остановилась в жилах горячая кровь. Он узрел комнату, освещенную десятками свеч. Треножники отбрасывали на серые каменные стены причудливые рогатые уродливые тени. И в той комнате врага. Проклятого Флорентийца! Он был один. Вернее, почти один, потому что на столе перед ним лежало нечто такое, от чего даже у видавшего всякое жреца Стрибы по телу пробежала дрожь.
То было мерзкое порождение — змееголовый урод в железной чешуе, поверх которой Чернокнижник не спеша натягивал бледную человеческую кожу. То был истинный идол высших тамлиеров.
Неожиданно волхв ощутил чье-то осторожное прикосновение, словно невесомая нитка скользнула по коже. И он внял этому внезапному проявлению Тонкого мира. Святобор взялся за ту путеводную нить, и в тот же миг волх увидел Его. Того, кто был молод. Того, кто взвалил на себя ношу, боле непосильную для старика. В руке Верховный Жрец держал знакомый Святобору жезл Власти: от которого по всему Тонкому Миру веяло Силой. Но волхв, не дрогнув, встретил ее волну. Ибо Сила эта для посвященного есть скорее ненавязчивое живительное дуновение ветра, а не злобный ураган, опрокидывающий иного слепца, что отказывается верить в ее существование.
— Святобор! Святобор! — позвал волхва Властитель.
— Я здесь. Я внемлю.
— Меня зовут Инегельд.
И лишь назвал он свое имя, как обозначились контуры бледного лица, и глаза Святобора встретились с очами Зовущего. Он был высок ростом, широк в плечах, золотисто-рыжие длинные волосы жреца спадали на спину, что не вязалось с его чисто выбритыми щеками и подбородком, это и впрямь выглядело крайне необычным среди бородатых волхвов. На челе у него был еще заметен косой шрам — свидетель давней схватки.
— Нас уцелело очень мало, Святобор! Ты ведаешь, Храм разграблен, Аркона сожжена, ее жители перебиты. Но мы спасли… Мы увезли и схоронили наши бесценные рукописи. Если можешь, возвращайся скорее!
— Да, я верил, что детей Свентовита не уничтожить так легко. Но мой единственный сын убит. Моя жена умерла. Нет больше родины. Куда мне возвращаться? Вера в торжество Правды принесла нам больше вреда, чем пользы. Завтра на площади Старгорода сожгут кумиров Арконы. Этот мир кончен для меня — и потому я здесь, Инегельд.
— Мир не раз погибал, но всякий раз восставал из пепла вновь.
— Я устал, чтобы служить его возрождению. Я утратил раз и навсегда тягу к новым знаниям. Где те ватты и барды? Куда ушли друиды? Мы идем следом? Ты — молод, честолюбив. У тебя впереди вечность. Я сделал выбор. Я должен отомстить. В моих руках смертоносный лук моего бога.
— Прощай, Святобор! Ты сделал выбор. Делай что должен! Мы встретимся в палатах Великого Водчего, но знай, что даже меч Велеса в руках Ингвара не сумел спасти Аркону.
— Пускай так. Теперь уж нечего спасать… Ах да! Инегельд. Здесь есть один старый меняла, Назар. Вцелом ему можно довериться, меня он ни разу не предал. Завтра Назар выкупит у жадных монахов бронзу Ретры. Я посулил ему по десять золотых за каждую фигурку. Отвези их в Прильвиц. Там еще действуют наши братья, там капище Радегаста.
— Он получит эти деньги. Я сделаю это. Удачи!
— Прощай, Инегельд! До встречи на Перекрестке. — откликнулся Святобор. — Делай, что должен! Удачи!
Образ Верховного Жреца стал меркнуть, расплываться… И вот уж снова свободны тайные пути, ведомые лишь Богам и их служителям. Выпустив из рук ту единственную нить, что недавно связывала его с родичами, Святобор поспешил вернуться в зловещую тишину подземелья, где при свете свечей бедняк Жозеф из Храма Соломона вершил магическое таинство.
Он почти окончил свою работу, насадив на змеиный отросток, торчавший меж плеч сшитого им монстра, иссохшую отрубленную человечью голову. Скорыми ровными стежками Флорентиец прикрепил ее к туловищу.
Затем вошли трое. Красные кресты на белых одеждах незнакомцев не оставили сомнения, что это храмовники.
— Он великолепен! — воскликнул седовласый тамплиер, проведя длинными и тонкими пальцами по гладкой коже своего божка. — Благодарю вас, брат Жозеф! Вы потрудились на славу!
— Я всегда в вашем распоряжении, мой Магистр.
Чернокнижник согнулся в почтительном поклоне. Между тем магистр обернулся еще к одному храмовнику, видимо исполнявшего роль канцлера:
— Следующей же ночью мы приступим к ритуалу. Брат Ханс, вы известите членов Малого капитула. Каждый каноник обязан поклясться в верности, облобзав колено нашего повелителя! — ноготь магистра задел родинку. — А это что такое?
— Ваша светлость, я предупредил палача, что у женщины не должно быть родимых пятен. Его извиняет лишь то, что она была девственницей, а это очень важно. Нынче трудно найти невинную овечку, такая по счастью подвернулась…
