— Да хранит тебя Господь! Я отдал бы половину состояния, лишь бы увидеть Жозефа Флорентийца на костре.
— Да сопутствует вам удача, сир Роже! — потрафил руг, прощаясь с рыцарем.
* * *
Святобору открыла испуганная ночным визитом полная черноволосая женщина с легким намеком на усы над пухлыми вывернутыми губами, в ней он без труда узнал жену Назара.
— У меня есть дело к твоему мужу. И если ты поторопишься его разбудить, то я в долгу не останусь.
Ривка посмотрела ему за спину, но не обнаружив там никого, нехотя пропустила гостя в дом.
Шаркающей походкой из комнат вышел хозяин лавки, а с ним Янкель, вооруженный длинным кинжалом, здоровенный детина, служивший при Назаре кем-то вроде телохранителя.
— Мир этому дому. Я смотрю, ты не рад мне, старик?
— Признаться, господин, уж и не чаял застать вас в живых. Ходили слухи, что из Арконы не спасся ни один человек. Да славится праотец Авраам! — ответил ростовщик, знаком отсылая Янкеля.
— Вранье. Как видишь, я снова здесь. Мое золото цело?
— Богу известно, как бедны дети его, но оно в полной сохраности. Я долго не имел от вас известий, правда, опыт говорит, что у золота всегда найдется хозяин. А вы, несомненно, приехали по случаю завтрашнего праздника. Я должен был догадаться.
— А в чем дело?
— Он ничего не знает. Слышишь, Ривка? Наш гость приехал в пасть ко льву, а думает, это веселая прогулка. Не мне, старому еврею, что-то советовать, но вы бы поостереглись. Завтра на центральной площади сожгут языческие идолы с самого вашего острова. Уже привезен какой-то семиглавый истукан и еще деревянный ругенский кумир с этими, ну, как их там… В руке… Играть… Потом, какая-то медь… Не согласится ли господин разделить со мной скромный ужин?
— Это было бы очень кстати. Я не ел сто лет. А нельзя ли выкупить сию медь, почтенный Назар?
— Известно, что филистимляне алчны, но они не так глупы. Мороз по коже, что может случиться, если епископ прознает…
— Любому оружейнику нужен лом, и бояться тут нечего. Я дам по пять золотых за каждую статуэтку.
— Говорят, эти изображения уже сильно испорчены пламенем и варварским письмом, — вздохнул ростовщик.
— Семь золотых.
— Да будут им надписи эти, как Валтасару огненные знаки. Штуку — за десять золотых. Я и так останусь в накладе. Подумайте сами, мне надо сторговаться со стражей, затем с тем же кузнецом, чтобы говорил всем, как переплавил варварские лики.
— Ты получишь деньги.
— Я чувствовал себя уверенней, когда бы имел задаток.
— Нет! Сначала ты выкупишь наших кумиров — потом я рассчитаюсь с тобой. Мы добрые знакомые Назар и не привыкли обманывать друг-друга…
— Ах, мне бы ваши заботы! Я был бы самым счастливым евреем на Свете.
— Но если все-таки ты вздумаешь меня надуть…!
— Хвала Авраамову богу, я еще не выжил из ума, господин. Если ваша медь продается — завтра же она будет у вас. Но ведь мой добрый господин тоже недолговечен, и лишь прародители могут знать, что случится с ним завта.
— Вот-вот. И не забудь, что я меняю медь на золото, которое столь любимо твоим племенем.
— Какой бедняк не радуется звону монет? Но вас я не предал бы и за копи царя Соломона.
Руг рассмеялся и хлопнул ростовщика по плечу, да так, что тот едва не упал.
Принесли зелень — слабое утешение для изголодавшегося мужчины, но сейчас Святобора заботило совсем другое.
— И еще одно, Назар. Я ищу одного человека. След привел меня в Старгород. Нутром чувствую — он здесь.
— Отведайте вина. Только вчера мне привезли несколько бочек из Бордо.
— Пей и ты…
Назар хотел было возразить, но потом улыбнулся и пригубил.
— Если бы господин обрисовал мне того человека?
— Он чернокнижник. Единственная в своем роде тварь — доверенное лицо некоего датского епископа — Абсалона. Я так подозреваю, что он к тому же знается с храмовниками, но имел неосторожность отравить одного из них много лет назад в Палестине.
— Может быть, господин сообщит мне имя своего врага?
— Чаще называют его Флорентийцем, но на самом деле он — Жозеф.
— Йосиф, Йосиф! Бедный Йосиф, — саркастически улыбнулся Назар.
— Ты знаешь, где его найти?
— Нет. Но наведу справки у знающих людей. Это я к тому, что если вы ведете дело, то Жозеф и в самом деле обречен.
— Эти сведения нужны мне к завтрашнему утру. Ты получишь еще сто золотых поверх обещанного, если мерзавец окажется в городе.
— Насколько он стар? — спросил ростовщик, потирая руки.
— Чтобы ответить на этот вопрос, ты должен просветить ругенского варвара о том, как вы ведете счет летам.
— Филистимляне делят жизнь на шесть разных периодов. То младенчество, ибо неразумен был человек до Великого Потопа, детство и отрочество, затем следуют юность, зрелость и старость. Ровно столько же минуло по их счету эпох — от потопа до Авраама, от Авраама до царя Давида, от Давида до вавилонского плена, от него и до рождения христианского пророка, а последнюю нынешнюю эпоху завершит конец Света. Да будет с нами милость Иеговы.
— Тогда, он стар, или на пороге старости. Флорентиец низкого роста, щуплый и чернявый.
— Этого вполне достаточно, чтобы раздобыть необходимые сведения, — ответил ростовщик и еще раз пригубил вино.
— Скажи мне, Назар. Ты — мудрый человек, ты много видел всякого лиха. Почему их псалтырь изображает милосердного Христа грозным полководцем в полном рыцарском одеянии. Почему именем этого Христа творится столько грязных и подлых дел?
— Ах, ваша милость. Мои предки уже поплатились за подобные вопросы, и мне они наказывали жить в мире и согласии с последователями любого пророка.
Святобор промолчал, но сам подумал:
«Как же! Вам дай только волю — и вы опутаете этот мир сетью своих вездесущих лавочек…»
Так подумал он, но вслух сказал лишь:
— Удивительный вы народ. Вас гонят — и вы уходите. Вас бъют — вы подставляете обе щеки. Скажи еще, Назар! Есть ли у тебя Родина?
— Руги говорят — там хорошо, где нас нет, но евреи добавляют — и что мы еще есть — тоже хорошо.
— Ну, что ж. По-своему они правы. Утро вечера мудренее. Укажи мне место, где я мог бы провести эту ночь.
Ему не спалось. Беспокойная память заключила волхва в крепкие объятья. Он как бы заново переживал весь жизненный путь, годы ученичества, годы изнурительных тренировок, первую любовь, рождение сына, битвы и бесконечные схватки, удачи и поражения. Последних было не много, и тем горше становилось у Святобора на душе, когда он возвращался к недавним событиям — разорение родного города, уничтожение святилищ, поругание словенских кумиров, гибель Ингвара.
