— Так и пишут же — Правда к небесам вознеслась, а Кривда — по Земле бродит, — усмехнулся Всеслав, а затем уже серьезно добавил. — По-моему, основная заслуга христианства именно в том, что оно утвердило понятия Зла и Добра.
— Ой, ли? Это общее заблуждение. Христианство не придумало ничего нового. Заратустра, то бишь по-гречески Зороастр, первый из известных мне пророков, по меньшей мере за двенадцать веков до Христа говорил, и Гаты это подтверждают: «Воистину есть два первичных духа, близнецы, славящиеся своей противоположностью. В мысли, в слове и в действии — они оба, добрый и злой…» И так далее. Когда духи эти впервые столкнулись — появилось бытие и небытие. Первый, Ахура-Мазда — добрый, святейший и праведный, выбрал бытие. Заметь! Праведность — от слова «Правда». Его противник в зороастризме — Ангхро-Манью
[61]
, тоже первичный, но крайне зловредный дух, отец лжи — он выбрал себе небытие. Этим уже Заратустра хотел подчеркнуть тот выбор между добром и злом, который делает в своей жизни всякий человек. Вся этика христиан взята у иранцев! — выпалил Игорь и отхлебнул из чашки. — А у тебя отличный чай!
— Спасибо. Но, как я знаю, ни одна другая религия мира не исповедует милосердия и прощения. Разве еще буддизм? И когда я вижу переходы метро полные нищих, я спрашиваю себя — хорошо ли то, что они нищие?
— Милосердия? Да. Но не «прощения». Многие из нынешних уличных бродяг виноваты сами, они пили, кутили, доверяли прощелыгам, голосовали все, как один, ну и получили по заслугам — и это справедливость.
— Но мне их жаль! — молвил Всеслав.
— И мне! Мне тоже их жалко, но нет худа без добра. Кто-то на их примере научится уму разуму. Значит, нельзя утверждать, что это Зло или порождение Зла.
— Хорошо, Игорь, я привел неудачный пример. Пусть хозяин бьет свою собаку. Не надо космологии! Скажи — это Зло? Подонок изнасиловал девушку — это Зло?
— Да! Это зло, хотя я называю её серостью. Cеростью, а не Тьмой! Я вовсе не отрицаю категорий современной морали, но есть нечто более первичное — Справедливость. Ею и надо руководствоваться. И Добро — это не справедливость! Если собака меня укусила ни с того, ни с сего — я ее пристрелю. Хозяин собаки, но ты ведь понимаешь, что речь здесь совсем не о животных, посчитает меня злым, да и сука тоже, но это ведь ложь! Скажи, я злой или добрый?
— Не знаю.
— И Бог, коли созданы мы по его образу и подобию, также не может быть ни добрым и ни злым. А справедлив он в меру того, как того хотят люди. Кто в первую очередь хочет? А все они — жрецы. Какое такое православие вновь насаждают в наших школах, проповедуют в эфире, демонстрируя бесконечные службы. Кто это возомнил, что Россия — православная страна. Ею и Русь-то никогда не была. А почему бы вновь не вернуться к язычеству? Чем плох индуизм? Буряты, а их не так мало — буддисты. Да и магометанство, на первый взгляд, вовсе не такая изуверская вещь, как вещают газетчики. Выбор веры — это вопрос личности, отдельного человека, но не общества и государства, вместе с ним. Хоть в чем-то, но большевики были правы. Христианство всегда было наиболее нетерпимой религией. Остается ею и поныне, когда со всех трибун трубят нам о всеобщем согласии и примирении. Было бы странным, если в ответ на принуждение у меня, например, не рождался бы протест.
И дело даже не в том, что когда-то с подачи церковников истребили несогласных. Верные продолжатели идей вечно перегибают палку.
Христианство — это лингвистическая экспансия. Языческое, еще арийское, «дэва», то бишь «бог», дало начало слову «дьявол». Экий поворот? Смешно? Лучезарный Свентовит вдруг сделался Люцифером. Ничего не напоминает, Всеслав? Все в лучших традициях. Ты посмотри, как засорен наш язык. Он дважды засорен, трижды! Ты же прекрасно знаешь, что язык и имя человека оказывает влияние на всю его дальнейшую жизнь. Где наши «славы» — все больше Борисами да Стасиками кличут. Что же, все сначала? Это обрезанное «Влад» — вместо Владислав. Ни одного же нормального имени на слуху нет — Зяма, Ростик, Маня, Леня, Геня, Кеша…
Религия — не Вера, а институт власти. Насколько лжива государственная религия, настолько лживо государство. Оно всегда аморально, как и всякая машина. И общество, ею воспитуемое — тоже. Кругом иностранные вывески, этикетки, рекламы, «дерьмократические» термины… плюралисты, шопы, мены. Ни один другой народ, кроме русских, конечно, не допустит над собой подобного издевательства.
Или вот еще один казус! То справа, то слева орут: «Казаки! Казаки!». Особый статус. Черт с ними, пускай особый статус, но причем же тут национальные права казаков. Они что — не русские эти казаки, автономии себе устраивать?! От кого автономии? От русского народа?
А кто же мы с тобой? Я-то понятно, москаль поганый… Но ты, кажись, Всеслав, «чиста конкретна» славянского роду. Но это к слову о том, что в доме Облонских все смешалось.
Казак — вольный человек, за освобождение от налогов и надел земли несущий пограничную службу. Илья Муромец, например, деревнями жалованный. Кстати, и с ним не все так гладко случилось, как гусляры пропели. Окаменел, когда против богов полез исконных.
Слово должно быть понятным уже по своему составу. Нур-Ахмед — красивое имя? Вот, то-то и оно! Луч Ахмета. Здорово! Даже и помыслить нельзя, что человек с таким именем мог бы называться иначе. А где же наши солнечные имена? Их больше нет!
Конечно, Бог не пишет законов, Всеслав — их пишут и трактуют опять-таки его жрецы! Именно они установили границы, не важно Зла ли, Добра ли, прожиточного минимума, подоходного налога, а может, границы самой Объективной истины… Вот мы и вернулись к началу нашего разговора. Не поделился Игорь со жрецами этого Братства своими секретами — плохой Игорь, жадина Игорь…
— Ты, кажется, решительно на все сегодня раздражен… — медленно проговорил Всеслав. Спокойно… Неужели, ты думаешь, что у твоего языческого забытого Бога не найдется собственных толкователей. Чем меньше Богов — тем меньше и обслуживающий их аппарат.
— На счет божественных прислужников — не скажи! Вот, например, развалили Союз, но крючкотворов-то на Руси втрое больше стало. Были олимпийские Боги, ввели единобожие. Имя нового бога — Золотой Телец.
— А ты, Игорь!? Разве ты сам — не жрец? Твоя книга — не священное писание? — утреннюю веселость тренера, казалось, сняло, как рукой.
— А вот этого не надо, Всеслав. Ты ее не читал? Так, прочти! — Игорь протянул ему дискету, укутанную в фольгу. — Здесь далеко не все. Много теории. О практическом применении мы говорили раньше, эту часть я тут намеренно опустил. Моя книга о том, как жить в обществе, но быть от него свободным. От него и от всяких жрецов и чиновников. И сам я — не жрец, столпам Боговым кормлений не делаю… А волхвом рано называться — слишком мало постиг… Да, если вдруг пресловутое Братство заявится к тебе — мое мнение известно. Ты знаешь, что надо делать! Я не желаю играть по предписанным мне правилам.
