– Ты вернулась домой?
Диз слегка улыбнулась – не так, как обычно. Нежно. И очень грустно.
– У меня уже не было дома.
– Отец не принял тебя?
– Он умер... к тому времени. И мать. И братья тоже. Все умерли.
«Вот оно»,– пронеслось в мозгу Глодера, почуявшего, что она наконец коснулась того, на что он пытался вывести ее уже давно. То, куда она ехала... человек, которого она хотела убить... это как-то связано с ее семьей. Наверное, сейчас не стоит продолжать. Только бы теперь не спугнуть ее. Но еще один вопрос задать можно. Наводящий. Не принципиальный... просто из любопытства.
– Так ты не вернулась? – осторожно повторил он, и Диз сердито тряхнула головой.
– Я же сказала: нет,– отрывисто сказала она, и в ее вечно суженных глазах Глодер уловил зарождающееся нетерпение. Но он уже знал все, что хотел.
«Не дворянка,– подумал он с ему самому непонятным облегчением.– Если вся семья погибла, а она одна выжила, ее долг был вернуться в поместье и возглавить род. Никто никогда не нарушал этот закон. Она не дворянка».
– Ну, прогулялись и хватит,– вдруг проговорила Диз.– Надо поторапливаться. А то и правда решат, что ты дезертировал вместе со мной.
Глодер поднял голову и взглянул на нее. Конечно. Она снова смотрела вперед.
Они пришпорили лошадей и послали их в галоп.
* * *
– Эй, девка, еще вина!
Трактирщик махнул пухленькой суетливой служанке, и та, подхватив с полки увесистую бутыль из зеленого стекла, просеменила к столу, за которым пьянствовали трое расфуфыренных господ. Один из них ущипнул ее за мягкое место, и она сдавленно хихикнула, призывно вильнув бедрами. Прошлой ночью господин щедро наградил ее за то, что она изо всех сил старалась поднять его слабую мужскую плоть, и ей это в конце концов удалось, хоть она и пролила семь потов. Его друзья в это время развлекались с ее подругами-кухарками и, если верить их сплетням, были не менее щедры. Господин потрепал служанку по подбородку и снова ущипнул, когда она нагнулась, чтобы поставить бутыль на стол.
– Хорош-ша,– прошипел он, хитро прищурив за– плывший от беспрерывных пьянок глаз.
Служанка неуклюже поклонилась и шагнула в сторону: сегодня трактир полон посетителей, а одна из ее товарок слегла с оспой, и работы было невпроворот. Господа раскатисто захохотали непонятно чему, за– стучали кружками.
– Эй, хозяин! – после паузы крикнул один из господ.
Трактирщик поспешно направился к столу. Обычно он предоставлял обслуживание клиентов служанкам, через них же выслушивал претензии: он мог позволить себе подобное барство, потому что его трактир, единственный в поселке, никогда не пустовал. Более того, все паломники к Серому Оракулу неизменно останавливались здесь. Дальше шли леса, за ними – перевал, и там, на поросшем можжевельником скалистом склоне горы,– храм Серого Оракула, знающего ответы на все вопросы. Трактирщик жил на белом свете пятьдесят девять лет, но не мог взять в толк, почему люди так любопытны. Лично он предпочитал не задаваться вопросами, резонно предполагая, что если уж ему суждено что-то узнать, то в свое время и без помощи провидцев. Тем более что цена за такое прежде– временное знание была, по его убеждению, слишком высока.
И тем не менее все те без малого сорок лет, что он держал трактир, не переводились дураки, жаждущие знать больше, чем им положено. Однако очень немногие из них, возвращаясь, заворачивали в трактир, – а те, кто делали это, редко казались осчастливленными. Наметанный глаз трактирщика легко различал тех, кто только едет к Оракулу, и тех, кто возвращается от него. Последние были мрачны, молчаливы и редко улыбались. Эта щедрая, хоть и немного буйная компания, снявшая целый этаж и до утра веселившаяся со служанками, очевидно, держала путь в храм, а не из храма. Они были невероятными транжирами и, судя по платью, дворянами, возможно, даже придворными – слишком уж яркой и безвкусно пышной была их одежда, изобилующая кружевами и драгоценностями,– а стало быть, очень важными господами. Трактирщик источал мед и елей, чуть не вылезая из кожи в отчаянной попытке быть как можно любезнее.
– Как звать? – требовательно спросил один из гостей – мощный гигант с мышцами, распиравшими шелковую сорочку,– сотрясая громоподобным голосом потолочные балки и привлекая внимание посетителей.
– Винсом кличут, сударь.
– Слушай, Винс,– повелительно начал господин,– девки у тебя тут хороши, спору нет.
– Премного благодарен,– согнулся в поклоне трактирщик.– Желаете?..
– Молчи, сволочь, когда господа не спрашивают. Так вот, вчера у тебя еще одна была, а вечером я ее уже не видел, и сегодня тоже. А девка ладная, и мы с друзьями ее бы... ну, понимаешь,– многозначительно добавил он и, ухмыльнувшись, лихо расправил усы. Его спутники, вполне способные вдвоем влезть в штаны великана, не испытывая при этом ни малейшего физического неудобства, попытались повторить заправский жест, но, поскольку один из них имел лишь жиденькое подобие роскошных усищ своего товарища, а второй и вовсе брился начисто, жест получился довольно жалким.
Винс, тактично игнорируя тщетные потуги господ, вежливо наморщил лоб.
– О ком милорд изволит говорить? – недоуменно спросил он.– Все мои девки тут... кроме одной, но ее и вчера не было.
– Ну, высокая такая, тонкая, волосы темные, рожа красивая, но уж больно наглая, словно госпожа какая,– со значением сказал гигант, и трактирщик хлопнул себя ладонью по лбу – описание было исчерпывающим, потому что такую «красивую, но больно наглую рожу» в их поселке имела лишь одна женщина.
– Так это ж Клирис! – сказал он.– Да только она не моя девка.
– Ну! Не твоя! А чего ж вчера тут околачивалась?
– Да по делу зашла,– объяснил Винс.
Эта хорошенькая сучка и правда заходила вчера, узнать, не нужно ли ему дров – ее сожитель нарубил столько, что хватит на полдеревни, и она была готова поделиться за умеренную плату. Трактирщика не удивил ее визит – они жили в основном за счет заготовки дров, покупая на вырученные деньги то, что не могли вырастить на поле и огороде. Он сказал, что подумает, чтобы набить цену, – дрова Клирис были самыми дешевыми в округе, потому что их было слишком много, и женщина могла не заламывать втридорога. Ее сожитель, похоже, был слегка помешан, и работал больше и упорнее любого местного дровосека.
– А можно ее?..– поинтересовался господин, прервав течение мыслей Винса.
Трактирщик опасливо покачал головой, боясь рассердить отказом.
– Она не моя девка, милорд,– повторил он.
– Так что ж, коли не твоя,– фыркнул другой господин, тот, что безусый,– что, ее поиметь нельзя? Она замужем, или как?
– Вдова. Овдовела лет десять назад, почти сразу после замужества.
– О! Люблю вдовушек,– прогнусавил жидкоусый господин, недобро поблескивая маслянистыми глазками.– Они уже всему научены и не так стеснительны, а подчас даже и развратны.
