Конечно, и в этом учреждении началась суматоха, когда
выяснилось, что один из двух типов, задержанных дурачками-комсомольцами и освобожденных,
честно говоря, просто по самому обыкновенному блату, оказался такой важной
зарубежной птицей.
Пикантность заключалась, однако, в том, что тот отдел
учреждения, где началась суматоха, никак не соприкасался с сектором полковника
Сергеева, хотя и располагался с ним на одном этаже, в одном коридоре и даже
дверьми напротив.
Весь текущий рабочий день сектор Сергеева в полном уже
отчаянии метался по Москве и окрестностям, пытаясь нащупать хоть малейшие следы
пропавшего «белогвардейца» и трепеща в ожидании очередного звонка от Марлена
Михайловича Кузенкова, в то время как в комнатах напротив солидный штат другого
сектора смежного отдела деятельно «вел» искомую персону от завтрака к обеду и
далее, фиксируя буквально все ее движения, фразы, взгляды и, конечно,
подсчитывая количество выпитых рюмок.
Что поделаешь, такие случаются огрехи в современных
высокоразвитых структурах при разделении специализации труда.
В один момент, правда, возникла возможность коммуникации,
когда во время обеденного перерыва машинистка Сергеевского сектора села за один
стол с секретаршей соседнего отдела. У нас сегодня все с ума посходили, сказала
машинистка. И у нас сегодня все с ума посходили, сказала секретарша. Сигнальные
огни в бушующем море сблизились. Где бы мне купить моющиеся обои, сказала
машинистка. Сигнальные огни разошлись.
Вечерело. Горели над Москвой кресты реставрированных
церквей. Обед угасал и переходил в другую фазу – в поездку куда-то «на лоно».
Нет-нет, мы вас так не отпустим, дорогой Андрей Арсениевич, может, на Острове
вы малость и заразились англичанством, по в метрополии русское
гостеприимство-то живо, традиции мы сейчас блюдем, возрождаем. Куда теперь?
Теперь – на лоно! Лоно было сопряжено с несколько странными подмигиваниями,
ухмылочками, потиранием ладоней. На лоно! На лоно!
Неужели ты и па лоно поедешь с этой кодлой? зашептал Гангут
Лучникову. А что такое это «лоно»? Да госдача какая-нибудь с финской баней и
толстожопыми блядьми. Конечно, поеду, никогда не упущу такого случая. А ты,
Витася, неужто отстанешь от своих друзей? Какие они в задницу мне друзья,
презираю всю эту олигархию, линяю с концами, блевать хочется.
Вполне успешно «русский режиссер» Виталий Гангут «слинял»,
никто, собственно говоря, и не заметил его исчезновения. Все были основательно
уже под хмельком, радостно возбуждены и нацелены на дорогого чудного гостя,
чудо-миллионера с исконно русской жемчужины Острова Крыма.
Поехали разными машинами. Лучников почему-то оказался на
мягких подушках новенького японского «датсуна».
На лоне за тремя проходными со стражей оказался дивный
ландшафт, зеленые холмики, озаренные закатным солнцем, дорожки, посыпанные
красным утрамбованным кирпичом, гостеприимные «палаты» в традициях, но со всем,
что нужно, и прежде всего, конечно, с финской баней. Закат Третьего Рима –
финские бани за семью печатями.
Обнаженное общество выглядело еще более радушным, еще более
благосклонным, не только к гостю, но и друг к другу. Растут, растут наши
соцнакопления, говорил один, похлопывая другого по свисающим боковинам. Вот
обратите внимание на Андрея Арсеньича, вот западная школа, вот тренаж, ни
жириночки. Аристократы, хе-хе. а мы мужицкая кость. Наши предки тюрей пузища
набивали, а Лучниковы, – как вы думаете? – сколько поколений на
лучших сортах мяса?
– А где Арон Израилевич? – поинтересовался
Лучников.
Все эти Ильи Ивановичи, Василии Федоровичи, Дмитрии
Валентиновичи в сухой финской жаре розовели, увлажнялись, поры на их коже
открывались, груди их вольготно вздымались, глаз поблескивал.
Из парилки бухались в бассейн, потом переходили к столам,
уставленным с традиционной российской щедростью. После каждого сеанса в парной
и аппетит улучшался, и выпивальный энтузиазм увеличивался, и даже интерес к
шустрым девчатам-подавальщицам в махровых халатиках появлялся.
– А где же Фаттах Гайнулович? – поинтересовался
Лучников.
Какой же все-таки спорт вы практикуете, Андрей
Арсениевич? – интересовались окружающие. Любой, какой подвернется, отвечал
он. Блудные глаза невольно следили за перемещением шустрых подавальщиц. Я довольно
хаотический спортсмен. Хаотический спортсмен, ха-ха-ха! Слышите, товарищи,
Андрей Арсениевич – хаотический спортсмен. Оно и видно, оно и видно. Люда,
познакомьтесь с нашим гостем. Хаотический спортсмен, ну, у тебя, Василий
Спиридонович, одно на уме, старый греховодник. Между прочим, обратите внимание,
у гостя-то крестик па шее, а вроде современный человек. Экономика у них там
основательная, а философия, конечно, отсталая.
Лучников старался тоже наблюдать своих хозяев. Он понимал,
что вокруг него реальная советская власть, уровень выше среднего, а может быть,
и очень выше. Любезно общаясь и сохраняя немногословность (это качество явно
импонировало присутствующим) он старался прислушиваться к обрывкам разговоров,
которые временами вели между собой эти исполненные достоинства обнаженные особы
с гениталиями в седоватом пуху. Уровень – это и была главная тема разговоров…Он
выходит на уровень Михаила Алексеевича… нет, это уровень Феликса Филимоновича…
да ведь не на уровне же Кирилла Киреевича решаются такие вопросы…
В какой-то момент он глянул на них со стороны, вылезая из
бассейна, и подумал: кого же мне вся эта шатия напоминает. Человек восемь,
небрежно прикрытые полотенцами, сидели за длинным псевдогрубым столом из
дорогого дерева. Кто-то неторопливо разливал «Гордон-джин», кто-то наливал из
банки пиво «Туборг», кто-то накручивал на вилку прозрачнейший ломтик семги,
кто-то легонько обнял за махровый задик подошедшую с подносом тропических
фруктов Людочку. Шла какая-то неторопливая и явно деловая беседа, которая,
конечно, сейчас же оборвалась при приближении «дорогого нашего гостя». Нет, па
римских сенаторов они все же мало похожи. Мафия! Да, конечно, это – Чикаго,
компания из фильма о «Ревущих Двадцатых» – все эти свирепые жлобские носогубные
складки, страннейшее среди истэблишмента ощущение не вполне легальной власти.
– А где же Арон Израилевич?
