На зов своего лорда откликнулось пять или шесть солдат удачи, причём, в большинстве, они даже не удосужились прихватить с собой мечи из ножен, притороченных к сёдлам.
– Вот этих взять! – приказал им Хенрик, указывая на людей Тука, но те остались стоять, как ни в чём не бывало. На их небритых рожах даже нарисовались одинаковые кривые усмешки.
Первая стрела возилась в спину бородатому сотнику, две другие скосили тех, что были при оружии, остальные наёмники, даже те, что не отошли от своих коней, попадали на колени и подняли руки вверх, раньше своего господина сообразив, в чём дело. Из-за распахнутых ворот замка уже доносился звон металла и стоны раненых и железная поступь линейной пехоты. Теперь Хенрик осознал, наконец, что, пока его здесь не было, в замке созрела измена, и гнев в его сердце сменился приступом страха.
В створе ворот появился Геркус Бык, а за ним стройной колонной во внутренний двор втянулись пехотинцы.
– Ну что, Милость, допрыгался! – на ходу выкрикнул Геркус. – Может, прямо тут на копья тебя поднять, воитель хренов.
– Нет, лучше мне его отдайте, – потребовал неизвестно откуда взявшийся палач Трент. – Я поработаю, а вы посмотрите.
– Нет уж, давайте обойдёмся без зверств, – вмешался в разговор Тук Морковка. – На ножи его – и все дела!
– Всем молчать! – Из распахнувшейся двери подъёмной клети вышла сама Ойя-Тайли, недавняя рабыня, а теперь, похоже, хозяйка положения. – Тащите его сюда. Я для него подарок приготовила.
Только теперь Хенрик заметил, что Ойя, словно корону, держит на вытянутых руках ошейник, сверкающий золотым блеском. Не поскупилась, стерва…
Геркус и Тук лично заломили ему руки за спину и поволокли к башне. То, что рядовым стражникам не позволили к нему прикоснуться, служило слабым утешением. Створки дверей захлопнулись, наверху заскрипел подъёмный механизм, и Хенрик сделал безнадёжную попытку вырваться, благо альвийский меч всё ещё болтался у него на поясе. Удар по голове, который отвесил ему командор железной рукавицей, заставил его на время успокоиться. Когда сознание вернулось, оказалось, что он лежит на медвежьей шкуре посреди собственной опочивальни, и два лучника-раба направляют на него наконечники стрел, готовые в любой момент отпустить тетиву.
– Ну, вот и всё. – Ойя сидела на его кровати, подобрав под себя ноги. – Порезвился, и хватит. Настала пора для серьёзных дел, а ты, как оказалось, можешь прогадить всё на свете.
– Заткнись, уродина! – Хенрик попытался ей напомнить, как она выглядела, лёжа в каменном гробу.
– Постарайся побыстрее привыкнуть к тому, что ты здесь больше не командуешь, – спокойно посоветовала ему Ойя, и теснящиеся слева от кровати Геркус, Тук и Трент подобострастно осклабились.
Хенрик решил, что недостойно лорда вступать в пререкания с подлыми предателями и, стиснув зубы, постарался сесть. Голова гудела, а под ложечкой жгло нестерпимое чувство досады.
– Ты бы тут рожи не корчил, – обратился к нему палач. – Тут госпожа перед тобой, может быть, будущая властительница мира, а ты, мой бывший лорд, как дитя малое. Не хочешь с ней говорить – поговоришь со мной. Со мной все разговаривают.
Не то, чтобы угроза подействовала, но Хенрик нашёл в себе силы подумать не о том, как ему скверно сейчас, а о том, что из любой передряги надо искать выход, даже когда кажется, будто его нет и быть не может. Ди Осторы всегда славились живучестью, взять хотя бы дядю Иеронима… Как бы ни было горько, страшно и обидно, разговор следует поддержать – чем дольше будет с ним трепаться эта альвийская мумия в человеческом обличье, тем больше останется времени поразмыслить, как можно вывернуться.
– А ты не боишься, что твои нынешние «преданные» слуги предадут тебя однажды точно так же, как сегодня предали меня? – задал он первый пришедший в голову вопрос.
– Ну, что ты, что ты… – Она обнажила ровные ряды белоснежных зубов. – Предают только тех, в ком замечена слабость, только тех, кого можно заподозрить в слабости. Тебя, например, погубило твоё же упрямство. Я же пыталась тебя остановить, а ты, как глупый пескарь, лез и лез на крючок. Понимаешь! Ты попался на пустой крючок, даже наживки на нём не было.
– Какой ещё крючок? Когда это ты пыталась меня остановить? – Говорить следовало всё, что угодно, вступая в разговор, стоит ей только замолчать. Надо только обшаривать комнату рассеянным взглядом, делая вид, что в душе не осталось ни воли, ни сил сопротивляться – вдруг обнаружится что-то спасительное.
– Трент, расскажи ему.
Трент… Что может знать палач, который только и умеет орудовать раскалёнными щипцами…
– Ну, в общем, приволокли мне тут одного парня, – начал деловито и неспешно рассказывать палач. – Его, правда, сначала пришлось в порядок приводить, потому как по дороге его Тукова братва так отделала, что язык во рту не помещался.
– Так он пятерых моих положил, – попытался оправдаться Тук Морковка. – Здоров ножами швыряться.
– И потом работать тоже пришлось аккуратно, – как ни в чём не бывало, продолжил палач. – Мой принцип – не навреди, как у знахаря-целителя. Ха! Но он всё равно молчал, как рыба об лёд, только сегодня ближе к утру разговорился. Сам. Я уж отчаялся из него что-то выбить, а тут, видно, время приспело такое: не исправишь того, что он нам подгадил.
– Ты бы, Трент, покороче… – поторопил его Геркус. – Я с дороги. Жрать, спать охота, спасу нет.
– Ну, в общем, дело такое: они там, враги, значит, нашу же клянь изловили, в пузырёк спрятали, по-новому заговорили, а потом этот парень нам самим же её и подкинул. Если б не бдительность ребят славного Тука, мы бы до сих пор не знали, какая муха лорда нашего бывшего укусила, что он сломя голову помчался неведомо куда, всю свою надежду и опору отправив неведомо зачем. Вот и всё. Чего тут ещё говорить… Спасибо госпоже нашей новой – растолковала, надоумила. Впредь умнее будем. А господ, которые без мозгов, нам не надо.
– Всё слышал? – ехидно спросила Ойя.
Такого поворота событий Хенрик не ожидал. Не мог ожидать. Оказалось, что он и впрямь сам себя подставил под удар, оказался жертвой нехитрой уловки, попался в те самые сети, которые сам же и расставил… Старый фокус Раима Драя, пожалуй, единственное, что тот действительно умел делать. Но ведь и сама альвийская ведьма тогда одобрила его замысел, даже похвалила за сообразительность.
– А как же Владыка Ночи? – Вопрос его прозвучал почти слезливо. – Ты же сама говорила: станешь сам себе Закон, сама себе Судьба и сам себе Истина. Значит, не мог я ошибаться, и всё делал верно. Сами вы всё испортили! Все вы! Я загнал их в Серебряную Долину! Я…
– Какой ещё Владыка Ночи? – искренне изумилась Ойя. – Не знаю я никакого Владыки Ночи. Это всё было иллюзией, мой суслик. Неужели ты думал, что я и впрямь допущу тебя к Силам? Вот эти простые славные ребята, – она махнула рукой в сторону командора, разбойника и палача, – хотят, в отличие от тебя, простых вещей – сладко есть, мягко спать, и чтобы люди их уважали. И они, поверь, не клюнут ни на какой мираж, ни на какую призрачную мечту. Им надо немного, но они точно получат всё, чего хотят. И ты – всего лишь человек, а значит, надо быть скромнее. Только теперь уже поздно локти кусать. Ты никому не нужен, потому что ничего не можешь дать другим, ни мне, ни этим парням, которые были готовы жизни за тебя, поганца, положить!
