– Уснёшь тут. – Лара зевнула, прикрыв рот ладошкой. – Айлон ворочается, кузнечики трещат, лошадь, дура, хвостом обмахивается. Да и боязно как-то… Вот ты смелая, ничего не боишься – мне Айлон так и сказал, что ты страху не знаешь, а значит, долго, наверное, не проживёшь…
Ларе по старой памяти Ута позволяла обращаться к ней просто по имени, если этого никто больше не мог услышать. Временами ей хотелось забыть, кто она такая – иногда становилось невмоготу жить, видя перед собой цель, которая кажется невыполнимой, и от которой невозможно отказаться.
– А мы здесь уже бывали, – как бы невзначай сообщила Лара. – Ещё до того, как тебя подобрали… Ой, прости! – Напоминать владелице Купола, что та не так уж давно была всего лишь нищей бродяжкой, вовсе не стоило, и нечаянно вырвавшиеся слова напугали саму наездницу. – А вон там, за холмом, кладбище упырей, – поспешила она сменить тему. – Они, говорят, по ночам бродят, одиноких путников ловят и всю кровь выпивают.
Значит, всё-таки, это Айлон её подослал – чтобы своими россказнями страху нагнать… На самом деле, кладбищами упырей чернь называла древние альвийские захоронения, и в них не было ничего опасного – просто нагромождения изъеденных временем каменных плит… Иногда землепашцы даже строили себе дома из надгробий альвов, и никакие упыри к ним потом не являлись. Вот разбойники – это другое дело, и эти места в предгорьях Альд, близ извилистой дороги ведущей из Окраинных земель в имперские владения, давно пользовались дурной славой.
– Ой, что это?! – вдруг крикнула Лара и тут же перешла на шёпот. – Смотри, смотри…
Несколько теней отделилось от кустов, и тёмные силуэты бесшумно двинулись вниз по склону. Ута запустила руку себе под блузку и начала лихорадочно искать медальон, но, прежде чем её пальцы нащупали семиконечную звезду, темноту рассёк свист стрелы, и один из охранников повадился навзничь, прижав руки пробитому нагруднику из тонкой бронзовой пластины. Ещё несколько стрел со звоном ударились в Купол, а чёрные кляксы на склоне приближались и множились – теперь их стало не меньше сотни.
– Таго… – прошептала Лара.
– Что?
– Таго. Так этого парня звали… Ну, которого убили.
Имя погибшего охранника Ута и сама знала… Наездница, конечно, не могла напрямую обвинить хозяйку в его смерти, но намёк и без того был ясен.
Табор мгновенно превратился в гудящий улей – как будто и артисты, и конюхи, и охранники, чья очередь была отдыхать, только и ждали внезапного нападения. Все были уже при оружии – как будто луки, копья, бердыши, боевые топоры лежали у каждого под матрацем. Последним появился Луц Баян, метатель ножей. Он неторопливо протолкнулся сквозь ощетинившийся сталью строй и вразвалочку двинулся к прозрачной стенке Купола, отделявшей его от нападавших. Луц, будто вышел на арену – на нем был чёрный камзол, белый тюрбан, белые перчатки и сапоги из белой кожи, только вместо одной перевязи с ножами через его плечо было перекинуто три.
Видимо, ночные грабители не сразу сообразили, в чём дело, и кто-то из них, подойдя к Куполу почти вплотную, выпустил в Луца болт из самострела.
– Дурачина, – почти ласково сказал ему Луц и незаметным стремительным движением отправил в темноту первый нож.
Послышался сдавленный хрип, а когда тени отступили на безопасное расстояние, на траве, освещённой ополовиненной луной, лежали уже три бесформенные чёрные кляксы. Купол свободно выпускал наружу всё, что угодно, но внутрь себя не пропускал ничего.
– Эй, бродяги! – раздался из рядов нападавших уверенный голос, явно привыкший командовать. – Давайте-ка поговорим, а там, глядишь, может быть, и миром разойдёмся…
– А ты попробуй – подойди! – весело крикнул Луц, доставая очередной нож.
– А что, думаете, я не знаю, что ваша крышка до рассвета не достоит, – спокойно сказал предводитель разбойников, медленно приближаясь. – Видал я такие штуки. Не вы первые – не вы последние. – Он подошёл достаточно близко, чтобы его можно было разглядеть при свете костра, рядом с которым лежало тело убитого охранника. Широкоплечий бородач в рогатом шлеме и дорогих чешуйчатых доспехах, держал руки на виду, показывая, что никакого оружия, кроме короткого кривого меча, остающегося в ножнах, при нём нет. – Нам ведь многого не надо – ведро серебра, и мы уйдём. Ну, ещё по дюжине золотых за каждого нашего убитого – то же ведь люди… Не стыдно вам?
– Убирайтесь прямо сейчас, тогда, может, и уцелеете, – ответил Айлон, становясь рядом с Луцом.
– А вы и не знаете, с кем дело имеете, – сочувственно сказал бородач. – Тука Морковку ещё никто не перехитрил, и вы не пытайтесь, а то скоро здесь будет море крови.
Луц метнул ещё один нож, но Морковка ухитрился уловить его движение и успел пригнуться.
– Значит, не будет разговора… – Теперь его голос доносился из темноты с безопасного расстояния.
– Айлон! – позвала Ута.
– Что, госпожа моя? – отозвался он, приближаясь.
– Может быть, отдать им то, что они просят? – спросила она вполголоса, когда Айлон подошёл почти вплотную.
– Нет, госпожа… Они всё равно не отстанут.
– С чего ты взял?
– Знаю. Встречались уже. Пока Купол стоит, ждём. А потом только драться. Может, и отобьёмся… А ты, госпожа моя, верно сделала, что сразу Купол не поставила. Теперь на дольше хватит.
Последние слова приободрили Уту – теперь никто не посмеет ей сказать, что она была не права, и что охранник Таго погиб по её вине. А ведь разбойники ещё не знают того, что вчера купол простоял два представления, и теперь его хватит даже на меньший срок, чем они думают…
В тишине время тянулось особенно медленно. Изредка в поверхность Купола ударялись стрелы – разбойники проверяли, не утратила ли прочность магическая защита их будущих жертв. Купол пока держался, но Ута уже начинала чувствовать, как тончают его стенки. Сейчас она и Купол были единым целым, и семь лучей серебристой звезды понемногу впитывали тепло её тела, её собственные силы.
– Уточка, ну продержись ещё чуть-чуть. Меня ведь первого прирежут, а я жить хочу – долго и счастливо, – верещал где-то рядом карлик Крук, видимо, забыв со страху, как надлежит обращаться к госпоже.
– А ну, ставь повозки кольцом! – Крик Айлона заглушил скрип колёс.
– А она ничего держится, – мимоходом заметил один из братьев-акробатов Терко, наверное, полагая, что Ута уже впала в беспамятство. – Я-то думал, она раньше спечётся.
Хриплые вопли и звон металла слились для неё воедино трелью диковинных птиц в чудесном саду. Теперь она не чувствовала ничего, кроме холода, но и о нём можно было не думать. Можно забыть обо всём, кроме того, что стоит перед глазами, можно забыть обо всём, кроме того, чем наполнен слух… Медленный ветер колышет ветви цветущего сада, и дорога, прямая, как полёт стрелы, ведёт к далёкому замку… Но расстояний здесь тоже нет, и путь, который кажется бесконечным, можно преодолеть за одно мгновение. Но можно не торопиться – если далёкая цель так близка, то можно насладиться движением к ней. Шаг, ещё один, и ещё… Только бы успеть, прежде чем сердце покроется льдом…
