Лабух беспечно закинул гитару за спину и, насвистывая, свернул в первый же попавшийся переулок, стараясь, однако, не терять направления на площадь. Черная Шер немедленно вспрыгнула ему на плечо, потопталась, устраиваясь поудобнее, и, наконец, развернулась мордой назад. Пушистый хвост ее мазнул Лабуха по лицу, заставив поморщиться и чихнуть.
Переулок увел его вглубь старинного квартала, застроенного забавными разноэтажными домиками, такими симпатичными, что Лабуху снова захотелось здесь остаться. Он и не знал, что буквально под боком существует такое милое местечко. Кажется, здесь не хватало только Кая и Герды, но, может быть, они ушли купаться, поскольку было лето.
«Вот бы где поселиться, — подумал он. — Тут, наверное, и жители подходящие. Все сплошь приветливые старички и старушки с непоседливыми внучатами, самая подходящая теперь для меня компания. Вот только что это за звуки? Неужели именно здесь обитает мифический хабуш со своим истинным плачем?»
С улиц пропали даже старушки в качалках, но, судя по запаху свежесваренного кофе, жители в городке все-таки имелись, просто почему-то или не выходили из домов, или, наоборот, дружно взяли, да ушли по делам.
Лабуху вдруг очень захотелось кофе. Не той подозрительной химической бурды, которую подают в кафешках, и не той, которую изготавливал он сам, заливая две ложки порошка крутым кипятком и считая после этого, что кофе готов. Захотелось настоящего кофе, сваренного неторопливо и с любовью, по старинному семейному рецепту, с различными добавками, кардамоном, корицей или мускатным орехом.
Лабух завертел головой, отыскивая направление, откуда лился благословенный аромат. Собственно, идти по переулку можно было либо туда, либо обратно, а поскольку там, откуда Лабух пришел, отчетливо пованивало Машкиным «удоем», оставалось идти вперед. Благо, переулок сворачивал в сторону площади, на которой дожидался водила.
Пройдя несколько десятков шагов, Лабух обнаружил перед собой потемневшую от времени стену, основание которой до уровня человеческого роста было сложено из замшелых валунов, выше шла выщербленная кирпичная кладка. Стена кончалась неровными зубцами, через которые вниз стекали темно-зеленые плети плюща. Высоко в стене имелось одно-единственное раскрытое окошко, из которого и тянуло кофейным запахом.
Кофе захотелось уже нестерпимо, поэтому Лабух, не долго думая, закинул гитару за спину и принялся карабкаться по стене к окошку. Черная Шер ловко повернулась, покрепче вцепилась в хозяйское плечо и принялась принюхиваться, щекоча вибриссами Лабухово ухо.
Забраться по стене оказалось несложно. Плети плюща оказались очень прочными, и если бы Лабух был каким-нибудь кавалером, а наверху его ждала пылкая прелестница, то никакой веревочной лестницы просто не понадобилось бы. Так что Лабух очень скоро оказался возле открытого по случаю теплой погоды окошка и, прежде чем постучать, осторожно заглянул внутрь.
Перед ним открылась небольшая комнатка, уставленная высокими книжными стеллажами. За столом в глубине комнатки сидела сухонькая опрятная старушка и наливала себе кофе из блестящего старомодного кофейника в микроскопическую чашечку. Лабух умилился, потом ему стало неловко, но спускаться обратно было еще неудобней — подумают, что забрался воришка — поэтому он решился, наконец, и деликатно постучал по подоконнику. Кошка, однако, опередила его, соскочила с плеча, неторопливо подошла к старушке и принялась внимательно глядеть на нее снизу вверх.
Старушка ничуть не испугалась и не удивилась, узрев Лабуха, заглядывающего в окно через кусты герани. Она кивнула и молча направилась к буфету, из которого извлекла вторую чашку, явно для Лабуха и блюдечко для черной Шер. Похоже, что небритые чудаки с боевыми гитарами за спиной забирались в ее окошко каждый день, такой вот здесь был народный обычай, и ничего особенного в этом она не видела.
Лабух перевалил через подоконник, стараясь не задевать горшки с вездесущей геранью, стряхнул с джинсов розовые лепестки, еще больше смутился и вежливо поздоровался.
— Здравствуйте, — сказал Лабух. — Эту бесцеремонную даму зовут Черная Шер.
— Здравствуйте, — приветливо ответила старушка, наливая в блюдечко сливки. — И вовсе она не бесцеремонная, а очень даже воспитанная, как и полагается настоящей Домской кошке.
Воспитанная Домская кошка пожеманилась немного, показывая, что, дескать, мы не голодные, мы только ради приличия, ну, и за компанию, конечно, и принялась аккуратно лакать сливки.
— Вам кофе со сливками? — спросила старушка. — Кстати, меня зовут тетушка Эльза.
— Авель, — церемонно сказал Лабух и неожиданно для себя поклонился.
Лабух неторопливо отхлебывал кофе, стараясь делать это по-возможности тихо, и с ужасом подумал, что пора приступать к светской беседе. Но старушка опередила его.
— Скажите, молодой человек, вы не заметили сегодня ничего необычного?
— Э-э... В каком смысле? — Лабух заметил сегодня много всякого необычного и не знал, с чего начать. — Ну, разве что к вам в окно влез один бродячий музыкант, которому очень захотелось кофе. Но, сударыня, вы варите такой кофе, от запаха которого люди буквально теряют рассудок!
— Бродячий музыкант — это как раз обычно, и даже хорошо, — сказала старушка. — Нет, я спрашиваю о чем-то действительно странном. Так заметили, или нет?
— Ну... — Лабух замялся, — хабуши по городу расхаживают с плакатами, товарищ Ерохимов с бывшими глухарями снюхался, да что там, в городе происходит много странных событий. Вы это имели в виду?
— Пожалуйста, не выражайтесь, молодой человек! — строго сказала тетушка Эльза. — Какие еще «хабуши»? Что это за Ерохимов, и почему вы так грубо говорите о нем, если он ваш товарищ? Надо же, «снюхался»!
Она снова сделала маленький, совершенно птичий глоточек кофе и сердито поджала бледные губки.
— А-а... — начал было Лабух, но старушка прервала его, подняв вверх тоненький, желтоватый, словно церковная свечка, пальчик. Казалось, даже ладаном запахло.
— Вот-вот! Именно! Сегодня в городе ничего не происходит. В пекарнях поутру не разводили огня в печах, не творили тесто, поэтому нам, увы, придется есть вчерашний хлеб. В кузницах не пылают горны и не стучат молотки. В лавках не звенят монеты. В харчевнях не булькают котлы, не крутятся вертела. В оранжереях напрасно распустились тюльпаны и розы. И даже на городской бойне все остановилось, да что там, на бойне, могильщики, и те не работают. Правда, никто вроде бы и не умирает, но ведь и вчерашних покойников надо хоронить. А все потому, что кое-кто забыл о своем предназначении!
Лабуху сегодняшний город не показался таким уж пустым, скорее, напротив. Разве что квартал или, вернее сказать, городок, в котором проживала тетушка Эльза, был действительно пустоват, но ведь городок — это совсем не весь город. Подумав так, Лабух все-таки предпочел промолчать и послушать, что еще скажет эта милая старая женщина. О поджидающем его на площади Коляне-водиле с Машкой, равно как и о неутомимо щелкающем счетчике, он совершенно позабыл. «Кое-кого», забывшего о своем предназначении, он было принял на свой счет, но потом понял, что слегка погорячился.
