До самого вечера больше ничего не происходило, вот разве что солнце потихоньку катилось и катилось к закату – и наконец загорелось прямо по курсу алым пламенем, подожгло половину неба, а потом в считаные минуты нырнуло в море («Завтра будет большой ветер», – равнодушно заметил Харви).
Стало заметно темнее, хотя настоящей ночи все равно не получилось. Еще с полчаса катер рассекал волну, выдавая узлов под тридцать. Когда же небо стало сливаться с морем, а у рулевого начали слипаться глаза, на горизонте показалась полоска земли – это и был полуостров Ханко.
На самом малом ходу катер неслышно подошел к берегу – на расстояние выстрела, не ближе.
Стояночные огни включать не стали. В темноте экипаж разместился на койках в кубрике. Харви присоединился к остальным. В рубке остался молодой Янис, а его молчаливый друг, разумеется, вызвался составить ему компанию.
Фил спустился последним. В их с Ником каюте едва помещалась двухъярусная койка – и больше ничего. Горела подслеповатая лампочка на стене: младший ярл ждал старшего.
– Ложись, – посоветовал Филипп, стаскивая футболку. – Или хочешь, порнушку в спикере посмотрим?
– Порнушку?
– Ну да. Ты думаешь, я даром время терял? Там, у отца на даче, в бассейне, и еще кое-где. Довольно качественно получилось. Полная вовлеченность. Кто – непонятно, а вот кого… все видно в подробностях.
– Ты сам снимал?
– Ага. Девчонки так ничего и не поняли. Будешь?
– Я не хочу смотреть, – сказал Ники.
– Ну и дурак.
– Да, возможно, – как-то тускло отвечал Ники.
Сгорбившись, он сидел на нижней койке в одних трусах. Откинул пятерней длинные волосы, взглянул на Филиппа и произнес:
– Я вообще-то с тобой о другом хотел поговорить.
– Давай побыстрее. Пока я вижн не надел.
– Надевай. Не буду мешать.
– Да ладно, младший. Я же шучу. Говори, что хотел.
Ники вздохнул и слабо улыбнулся.
– Я тут подумал: так странно. Два года назад мы с отцом ездили в Финляндию. Тоже на катере, с его друзьями. Вот прямо здесь на якорь вставали. Тут в нашем времени город Ханко, курорт. Пляж огромный. Стоянка для яхт.
– Ну и что? – спросил Филипп.
– Потом в Стокгольм поплыли. Мне отец тогда сказал: ты шведский учи, вдруг пригодится. Но я так и не выучил.
Фил присел рядом.
– Ты к чему это все говоришь?
– Я вот теперь и думаю: а ведь все это время отец нам с Ленкой ничего не рассказывал. Все знал про эту Ижору – но не рассказывал.
– Ну… вы бы проболтались, – предположил Филипп. – Или не поверили бы.
– Не-ет. Не только это. Я теперь думаю, они с Ингв… с твоим отцом готовились. Они все точно рассчитали. Ждали столько лет.
– Погоди. Чего они ждали?
– Что мы вырастем и встретимся.
– Не понял, – сказал Фил.
– Что мы встретимся и продолжим их игру.
Фил почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. А Ник, не отрываясь, смотрел на желтую нить лампочки.
– И они хотят, чтобы мы тоже соперничали друг с другом. И тоже предавали друг друга, как они когда-то. А я этого не хочу.
– Не верю, – сказал Фил, помолчав. – Ты сейчас херню какую-то говоришь.
Он ухватился за поручень и взобрался на верхнюю полку. Кое-как устроился там, лег на спину и закинул руки за голову.
Так прошло несколько минут. Потом Ник пошевелился на своей койке и заговорил снова:
– Фил, ты еще не спишь?
– У тебя еще что-то?
– Я просто вспомнил. Ленка мне сказала про тебя… одну вещь.
– Ну говори, – произнес Филипп очень ровно.
– Она сказала, что ты в большой опасности. И что ты сам этого не понимаешь. А еще она говорила, что… ты не виноват в том, что у тебя такой отец.
– Да? Прямо так и говорила? Вот это ты зря мне рассказал, младший.
Фил мягко соскочил вниз, и его кулак оказался прямо перед носом Ника:
– Запомни, – сказал он. – Свобода – это власть. А главный здесь я. И сейчас мне не нравятся твои намеки. Ты либо прекратишь умничать, Ники, либо в ближайшее время отправишься домой. К своему отцу любимому. Не учите меня жить. Это моя земля, понятно? А вы все можете убираться отсюда.
– Я не уйду, – тихо сказал Ник.
Филипп разжал кулаки. Младший ярл был бледен, но тверд.
– Ты меня считаешь трусом, я знаю, – сказал он. – Но это не так. И я докажу тебе.
– Завтра разберемся, – пообещал Фил. – Кто там трус, кто не трус. И хватит уже на сегодня. Не хочу тебя слушать.
Ник через силу улыбнулся. Филиппу захотелось сказать ему что-нибудь ободряющее.
– Не обижайся, младший, – проговорил он. – Спать пора. Туши свет.
С этими словами он залез на свою койку и, свесив голову, посоветовал напоследок:
– Не обижайся. И за меня не беспокойся.
Но младший ярл ничего не ответил. Он протянул руку и погасил лампочку. Было слышно, как за бортом плещется вода. Откуда-то сверху доносились приглушенные голоса: Янис не умел молчать даже в дозоре.
Ник заворочался внизу на своей койке, натянул на себя простыню и вслед за этим прошептал:
– Я не обижаюсь. Но я тебя одного не оставлю. Ты уж извини.
А может быть, это Филиппу уже снилось.
* * *
Подъем объявили засветло, и тут оказалось, что один из лавсановых якорных канатов без толку свисает с планшира: кто-то ночью перерезал его у самой воды. Кормовой якорь удержал катер на месте. Теперь он описывал медленные круги и подставлял волне то один борт, то другой.
В свое оправдание Харви сообщил, что корабельные радары не засекли ночью поблизости ни одного плавающего объекта.
Инцидент так и остался неразъясненным. Однако при свете дня стало понятно, что ближние берега обитаемы: сразу в двух местах на мысе Ханко пылали костры, один поближе, другой подальше. Те, кто их разжег, подкладывали в огонь можжевеловые ветки, и столбы дыма были видны издалека.
«Надо спешить», – понял я.
Завыла лебедка. Кормовой якорь был поднят, и Харви с удовольствием врубил полный ход. Пенный след от водометов показал всем, кто мог следить за нами с берега, мощь и скорость двадцать первого века. «Пусть себе чухонцы небо коптят, – думал я. – Попадется кто на лодке – потопим на раз».
Но ни одной даже самой захудалой лодчонки нам не встретилось.
Катер по широкой дуге полетел к шведским берегам. Я глядел на карту: Аландские острова оставались с севера, а впереди лежали шхеры Норрстрёма, за которыми уже открывался вход в озеро Мёларен – к самому сердцу королевства загадочного конунга Олафа.
