Необычно быстро грязь сбежала с него тонкими, похожими на перепуганных змеек, струйками – с огромного шлема, выпиленного из жуткого рогатого черепа. Покрытая темными шрамами давних сражений, неестественно белая среди темени этой зловонной клоаки, перед Бертом засияла Кость Войны.
– Я себе немного не так представлял момент обретения… – ошеломленно пробормотал Ловец.
И вдруг реальность вокруг него растаяла. Он обонял сладкий запах горящего масла, почуял шепот ночной пустыни где-то далеко, услышал тихий звон тонких золотых колец на смуглых руках безмолвно танцующей наложницы…
Анис умирал так давно, что уже сам страстно желал смерти. Раскинувшись на душном ложе под раскрытым окном, овеваемый скользящими в струе горячего воздуха шелковыми занавесями, он лишь изредка моргал слезящимися глазами. На любое иное движение сил у него недоставало.
Звенела золотыми браслетами, кружась вокруг ложа, пятнадцатилетняя танцовщица. Сколько она уже танцует?.. Откуда привезли ее придворные купцы? Продали они ее когда-то или принесли в знак почтения своему царю? Как ее зовут?
Мысли Аниса вяло роились вокруг девочки, на которую он не мог даже взглянуть. Боги, как невыносим этот назойливый золотой звон! Как приторно пахнет от разгоряченного девичьего тела благовонными втираниями… И отчего так противно чадят масляные светильники?
«Умирать, в конце концов, невыносимо, – в который уже раз пришла в голову Аниса темная мысль. – Не проще ли призвать раба и приказать ему пронзить кинжалом дряблую, желтую кожу на груди… Пусть стальное лезвие навсегда остановит трепыхания старого сердца… Но кто решится своей рукой заколоть царя?.. Боги, как тяжело…»
Звенящие золотые браслеты крохотными иголками кололи мозг. Слышалось прерывистое дыхание юной танцовщицы. Сколько она уже танцует? Прогнать бы ее… Но нельзя даже рукой шевельнуть – такая слабость. Жизнь колышется в теле, словно стоялая, мутная вода в дырявом бурдюке. Утекает по капле, по капле и никак не хочет течь быстрее.
«Чем я прогневал вас, боги? Почему вы не даете мне желанной смерти? Говорили старики: простятся Анису все грехи за то, что унес он от людей вещь из Тьмы… Почему тогда такая мука?»
Умирающий старик на пышном ложе вспоминал, как последние годы терзался одной навязчивой мыслью: я дряхл, мое время закончилось. Что я видел в своей жизни? То же, что и тысячи других таких же, как я… Богатство… Но мало ли богатых людей на земле? Купец или царь – чем одно богатство отличается от другого? Власть… Она подобна морской воде: чем больше ее пьешь, тем сильнее разгорается жажда. А чем утолить эту жажду, когда в обладании твоем лишь маленькое царство, пятнышко на необъятной шири каменной пустыни, пятнышко среди множества таких же пятнышек? И вся охота к власти сводится к бесконечной грызне между равными по силе… а точнее, по слабости – царьками.
А ведь когда-то Непобедимый Орик владел княжеством еще меньшим, чем это царство. И всего за несколько лет стал повелителем едва ли не половины мира. Он прошел, не сгибая головы и не вкладывая меча в ножны, сотни дорог. Перед ним повергались в пыль владыки с армиями втрое большими. Одного его слова было достаточно, чтобы разрушить самые высокие крепостные стены. Ни меч, ни нож, ни стрела, ни ядовитое зелье не могли убить его. И… кто знает – если бы Кость Войны до сих пор была с ним, может быть, и старость не коснулась бы его?..
Эта последняя мысль одновременно и пугала и привлекала Аниса. Старики говорили… Да что ему до этих стариков. А вдруг воля богов была в том, что он, Анис, именно он избран для Кости? Не даром же ему и никому другому попал в руки страшный шлем…
Но он слишком хорошо помнил, как тогда, в темном шатре, резко и неузнаваемо изменилось лицо Орика. Как разгладились и безвольно обвисли жестокие складки у рта, едва шлем покинул голову Непобедимого. Как в последний раз вспыхнула и навсегда погасла яростная, неукротимая сила в его глазах. Как из почти божества Орик превратился в того, кем был от рождения, – тупого увальня. Тупого увальня, насмерть перепуганного кровавой неразберихой… Лишь ужас потерять себя удерживал Аниса от слияния с Костью Войны. Аниса, единственного, который видел все это своими глазами и сумел выжить…
Слава Кости уже давно раскинулась далеко за пределы его царства. Поначалу царство Аниса обходили стороной даже шальные пустынные разбойники, а теперь, когда он одряхлел… Даже странно, что до сих пор не нашлось охотников пробраться в дворец и отыскать там Кость Войны. Ну и пусть бы искали. Кость спрятана надежно, и тайну хранилища не знает никто, кроме него самого… А он не выдаст тайну ни под какими пытками… Пытки! Даже смешно. Всякий, кто увидел его, опасался бы сильно дохнуть рядом с ложем, чтобы не потревожить едва тлеющий в нем фитилек бытия… О боги, почему вы не разрешаете умереть?! Разве это жизнь?
Звон золотых браслетов наконец-то стих. Какое блаженство! Полная тишина. Вот бы еще поскорее пришел рассвет, а с ним – желанная прохлада от остывшего за ночь неба. Анис даже осилил такую малость – раздвинуть уголки губ в улыбке. Но спустя несколько мгновений тревожный шепот долетел до него. Простучали легкие шаги, и в тесном, увешанном пухлыми коврами пространстве покоев, зазмеилось пронзительно-тонкое, словно волосок, входящий под кожу, пение.
О боги, за что мне это? Почему, боги, вы не даете мне умереть, а люди не хотят оставить меня в покое? Моя жизнь закончена, больше ничего я не могу свершить, так зачем мне жить?
Старик хотел уснуть. Но каждый извив нескончаемой песни всплескивал тягучую боль в усталой голове.
«А что, если боги не желают дать мне покой, потому что еще чего-то ждут от меня? – подумал вдруг Анис. – Но что можно от меня ждать?»
Кость Войны – пришел откуда-то извне незамедлительный ответ.
Кость Войны? Главное дело всей его жизни. Она схоронена надежно. Но ведь то, что спрятал один человек, рано или поздно может найти другой.
Старик заволновался. Словно бы лучик света сверкнул ему через переплетенья затхлого лабиринта.
Кость Войны! Все-таки когда-нибудь он умрет – не предначертаны же ему вечные муки в плену собственного тела! И не успеют его иссохший труп приготовить для погребения, как дворец тут же будут обшаривать десятки вельмож, наслышанных о страшной силе шлема-черепа. Быть может, кто-нибудь уже сейчас рыщет по подземельям…
Старик пошевелился – и сам не заметил этого. Морщинистые скрюченные клешни сжались на шелковом покрывале. Пение вдруг прервалось. Невидимая певица испуганно вскрикнула и выбежала вон. «Кончается… Кончается! – послышалось за дверями покоев. – Царь умирает!..» Кто-то с готовностью зарыдал, кто-то, топоча, помчался по коридорам, на ходу выкрикивая приказы…
Когда вельможи, переговариваясь возбужденными шепотками, просунули бороды в приоткрытую дверь, Анис уже сидел на ложе, прямой и неподвижный. Отросшие за годы предсмертной болезни седые волосы косматой паутиной закрывали ему плечи и грудь. Нестриженые ногти костяными кудрями завивались вокруг пальцев. Минуту вельможи молчали. Потом кто-то пискнул: «Лекаря!», но, не выдержав мгновенного и острого, как раскаленный гвоздь, взгляда царя, повалился в обморок.
