Это было так, но Берт медлил. Тьма, выползающая из-под плиты на каменную почву, страшила его. Начинался очередной приступ странной болезни, поразившей Ловца в безвестном кабачке города Руима.
«Так не пойдет, – скрипя зубами, чтобы унять дрожь, думал Берт. – Так нельзя. Если я не научусь справляться с этой напастью, мне останется только сменить ремесло… Вперед, черт возьми! Вперед и не останавливаться!» Словно в ледяную воду, он бросился в черный разлом. Согнувшись пополам, прошел всего несколько шагов и извлек из-за пояса факел – древесную ветвь, обмотанную тряпкой, которую пропитывал изобретенный Самуэлем состав. Берт высек огонь, и факел вспыхнул бездымным пламенем, ярко-оранжевым, рассыпавшим трескучие искры. Пламя осветило низкий потолок, острые камни, топорщившиеся под ногами. Стараясь думать только о том, как бы не споткнуться и не упасть, Ловец быстро пошел по туннелю.
Дети Красного Огня располагали сведениями о подступах ко всем без исключения развалинам в Пустыне Древних Царств. И бережно хранили эти знания – не для того, чтобы удобнее пробираться сюда (никто из здешних никогда не показывался в руинах), а чтобы знать, откуда может проистекать опасность. Когда Исхагг говорил об этом Берту, Ловцу невольно представлялась клокочущая глубоко под землей бездна Тьмы, растущая, распирающая тысячелетние нагромождения камней, ищущая выхода на поверхность… И от этих нечаянных фантазий мороз пузырил кожу на затылке Берта…
Туннель скоро закончился небольшой площадкой, с которой вела вертикально вверх винтовая каменная лестница. Берт начал подъем, держа шипящий факел над головой; он шел долго, боясь опустить голову вниз, боясь увидеть головокружительной глубины колодец под собой.
Лестница оборвалась неожиданно. Последняя ступенька упиралась в стену. Берт круговыми движениями повел факел вдоль стены, внимательно следя за трепетом пламени. Там, где пламя пахнуло ему в лицо, он сделал пометку золой и, поднявшись на цыпочки, приложил ухо к холодному камню.
Ловец ожидал услышать тоненький писк сквозняка из совсем незаметной щели, но внезапно услышал – вернее, почувствовал – нечто совершенно другое.
Голоса…
Нет, не голоса, всего лишь призрачное эхо голосов, доносящихся не из-за стены, а из толщи камня. Жалобные причитания, плач, безумный хохот и неясная скороговорка, отрывистые и резкие, как удар мечом, приказы на незнакомом языке, хрип умирающего, вой смертельно раненного – все это переплеталось друг с другом в чудовищную, сводящую с ума какофонию. Словно тысячи душ были замурованы в дворцовых стенах, тысячи теней, крепко сцепленных между собой кровавыми путами, бились в черной темнице без надежды на освобождение.
Неясные образы огненными пузырями вздувались в голове Берта. Пламя… Пламя, пожирающее человеческие жилища… Обугленные трупы, по которым, оскальзываясь, топочут деревянные солдатские сандалии… Кровь… Струи крови, бегущие по горам человеческих тел… Струи стекаются в ручьи… Ручьи превращаются в реки… Пламя… Пылающие реки крови…
Ловец, задыхаясь, отпрянул от стены, едва не рухнув вниз, в темный колодец пролета винтовой лестницы. Боль в левом запястье, в забытьи прижженном факелом, он почувствовал не сразу. Но что была эта боль по сравнению со страданиями тех, кто нашел себе вечный приют в этих проклятых камнях?!
Берт вдруг ясно осознал: дворец Аниса населен. Дворец Аниса, где затаилась Кость Войны, стонет от гнета плененных душ. Этот проклятый череп видел слишком много пролитой крови, слишком много душ, оторвавшихся от своих тел… Больше, чем смогло принять Небо или Преисподняя. А Кость Войны впитала все.
Он вытер пот с лица. Посмотрел на испачканную мокрой золой руку и тряхнул головой. Надо двигаться дальше. Надо, черт возьми, идти дальше.
Стараясь свести прикосновения со стеной к минимуму, Берт наскоро обшарил ладонью камни в том месте, где воздух качнул пламя, нащупал крохотный обломок железного рычага, находящегося в поднятом положении, и, молясь, чтобы ржавая железяка выдержала давление, несильно пристукнул по ней кулаком.
Ему повезло. Почти мгновенно скрежещущий звук ударил в уши, и кусок стены стал медленно поворачиваться, грозя столкнуть Ловца со ступеньки вниз. Запах тлена коснулся лица, и, когда проем расширился достаточно, Берт скользнул в него.
Желтое факельное пламя осветило просторную комнату без окон. На мгновение Берт остановился, забыв о гнетущем страхе: мебель из мореного дерева смотрелась так, будто комната обитаема, а хозяин, недавно вышедший, вот-вот вернется. Отраженные языки пламени заплясали на гладко отполированной древесине стола, кресла с высокими спинками поблескивали тусклой позолотой, огромная кровать, занимавшая всю противоположную стену, была затянута серой и грубой тканью, такая же ткань покрывала снизу доверху три других стены, серые лоскуты свисали с потолка, обвивая массивный медный подсвечник на ржавой цепи.
Громко заскрежетала, закрываясь, потайная каменная дверь за спиной, и тут же шелестящая волна побежала по стенам. Вздрогнув от неожиданности, Берт шатнулся в сторону. Факел коснулся стены, пламя лизнуло складки ткани и с треском рванулось к потолку. Все четыре стены и потолок занялись почти одновременно: с неестественной скоростью ярко вспыхнувший огонь пожрал покровы, обнажив нечто черное, и оно лоснилось и шевелилось. «Паутина! – понял Берт. – Никакая не ткань – паутина!»
Не успел осесть дым от сгоревшей паутины, как тысячи пауков, потревоженных огнем, шелестя друг по другу бесчисленными ножками, засновали по стенам и потолку… Иллюзия вневременного покоя исчезла бесследно. Черные волны мерзких насекомых хлынули вниз, на пол – казалось, вся комната пришла в движение; Берт словно попал внутрь куба, со страшной скоростью катящегося с высокой горы. Стол, захлестнутый шелестящей волной, накренился и – не сломался, а рассыпался прахом. Беззвучно рухнула, превратившись в плотное облако пыли, большая кровать. Кресла закружились в черном вихре, стали горстками пыли…
Шуршащий поток, огибая освещенный факелом кусок пола, хлынул в широкую щель под дверью – и через миг комната стала голой и безмолвной.
Берт перевел дыхание. Через силу усмехнулся и направился к двери, под которой исчезли паучьи полчища. На середине комнаты он вдруг остановился.
Ледяные пальцы тронули затылок. Это не было обычным проявлением чувства опасности; Ловец почувствовал на себе чей-то взгляд, и ощущение было сильным до болезненности.
Вытянув меч из ножен, Берт медленно обернулся.
И оторопел.
Прямо на него смотрел высокого роста мужчина, с ног до головы закованный в ощетиненные зазубренными шипами доспехи. Короткие темные волосы топорщились на низком лбу, густые брови почти скрывали глаза, а рот напоминал шрам от удара топором. В правой руке мужчина держал длинный прямой меч с навершием в виде солнечного круга, оплетенного змеиным телом, а в левая рука покоилась на большом рогатом шлеме-черепе, безо всякой поддержки висящем в воздухе.
– Анис… – прошептал Берт, сглотнул и вдруг понял, что это такое – напротив него. Вовсе не живой человек и не бесплотный призрак. Всего лишь барельеф на подвижной стене, пропустившей его в комнату. Очень хорошо сохранившийся барельеф. Подозрительно хорошо сохранившийся.
