– Хозяин! – почти тотчас же откликнулся тонкий голос. – Хозяин, вы живы?!
– Иди сюда, не бойся! – ответил на это Ловец.
– Самуэль! – ахнула Марта.
Маленькая фигурка осторожно ступила на свет. Самуэль одной рукой тащил за собой свою сумку, а другой судорожно отряхивал с себя что-то… От него сильно пахло удушливым дымом и еще какой-то режущей нос гадостью.
– Хозяин! – радостно залепетал Самуэль, приблизившись, и уронил сумку себе под ноги. – Хозяин, я так долго искал вас! Я уже думал, что никогда больше вас не увижу… Когда Марта вдруг решила спасать вас, я… тоже хотел броситься за ней, но сорвался с валунов прямо в воду! Хорошо еще, я заранее пропитал свою сумку водонепроницаемым раствором – кстати, одно из последних моих изобретений – и ничего из моих припасов не пострадало. Я чуть не захлебнулся! Выбравшись на берег, я стал искать вас, но… на месте битвы нашел только следы крови и сломанное оружие. Я не знал, радоваться мне или горевать! Если эти дикари вас убили, то где же труп? Я подумал, что вы пленены, хозяин, и сначала обрадовался. Значит, еще есть шанс вас спасти… Но потом я вспомнил, что говорят в Метрополии о выродках, которые живут в здешних местах… Точнее, об их предпочтениях в пище…
– Альберт… – сквозь зубы позвала Марта. – По-моему, сейчас не самое время для болтовни. Обернись, Альберт…
Но Берт не слышал ее. Он смотрел на Самуэля и сосредоточенно хмурился, силясь понять, что же ему все-таки не нравится в облике старого товарища. Если бы Ловец обернулся, он увидел бы, как среди гаснущих костров поднимаются пустынные воины, подбирают с земли оружие, как Исхагг с кривым ножом в руках медленно и с оглядкой приближается к путникам сзади.
Самуэль, преданно глядя в глаза Ловцу, сучил ладонями по лоснящемуся сукну куртки. Меж его пальцев то и дело пробегали крохотные искорки, но Самуэль, кажется, вовсе не замечал этого.
– Но, несмотря на мрачные догадки, я все-таки продолжил поиски, – лепетал он дальше, – по следам в пыли меж камней и по каплям спекшейся крови я шел до самого вечера. А когда стемнело, увидел огни костров… Я боялся подходить близко к лагерю, я укрылся в сотне шагов отсюда и ловил каждый отголосок, доносимый мне ветром. Я рассудил так… Если б вы были живы, хозяин, я бы точно услышал ваш презрительный хохот и злобные вопли врагов, изумленных тем, что вы даже под самыми изощренными пытками не выказываете боли и страха! Но все было тихо… Я понял, что вы мертвы!
– Самуэль, сними куртку! – вдруг скомандовал Берт. – Быстро! Ну!
Самуэль сделал рукой нетерпеливый жест: дескать, ах, дайте мне досказать! И продолжал:
– И тогда я решил отомстить! Да! Я решил применить жар преисподней, горючую смесь, которую изготовил во время плавания. Изобретение новое, еще не опробованное, но оно меня не подвело! Правда, под конец я пролил немного на себя и чуть не загорелся сам, но…
– Сними куртку, тебе говорят! – заревел Берт так, что Самуэль присел от испуга. Руки его, все отряхивавшие подол куртки, сильно сжались – и ткань вокруг них моментально вспыхнула. В доли секунды окутавшись пламенем с ног до головы, Самуэль пронзительно заверещал.
Забыв о собственных ранах, Ловец ринулся вперед, срывая на ходу плащ, сшиб Самуэля с ног и, прижав к земле, плотно накрыл плащом. Под плащом зашипело.
И неожиданно окрестности огласились многоголосым криком. Дети Красного Огня, крича и приплясывая, размахивая оружием, со всех ног кинулись к Берту и Самуэлю, окружили их плотным кольцом и рухнули, как подрубленные. Ловец, закрывая собой Марту, выхватил меч, Самуэль, обвитый тонкими струйками дыма, прикрывался плащом, сжавшись у его ног. Не переставая кричать, пустынные воины извивались по земле, словно змеи, протягивали руки к ошарашенным путникам, повторяя на разные лады одно-единственное слово:
– Ухун! Ухун!
Исхагг, расталкивая воинов, на коленях подполз к Самуэлю.
– Ухун… – со слезами на глазах выговорил он и бережно положил нож к ногам Самуэля.
– Что такое – «Ухун»? – сквозь зубы обратился Берт к Марте.
– Это… – трудно дыша и поводя вокруг расширившимися глазами, проговорила рыжеволосая. – Это… Я не уверена, но мне кажется, что они так зовут… воплощение Красного Огня.
Исхагг счастливо закивал головой.
– Несет Пламя… – протяжно завопил он, и немедленно Дети Красного Огня стихли, опустив головы. – Горит… Горит… Не умирает! – Исхагг будто пел, раскачиваясь с воздетыми над головой руками. – Поражает насмерть! Смерть-огонь! Смерть-огонь! Ухун! Ухун!
– Смерть-огонь… – прошептал Самуэль.
– По-моему, ты только что получил новое имя, – сказал Берт, опуская меч в ножны. – А мы – команду бесплатных помощников.
– Тошнит меня от таких помощников… – простонала Марта.
ГЛАВА 5
В кромешной темноте безлунной ночи громада разрушенного дворца возвышалась призрачной голубой глыбой. Пустынный ветер гудел в провалах окон, черные внутренности развалин шипели тревожимой ветром песчаной пылью, будто дворец населяли сонмища змей. Ургольд с обнаженным мечом на плече осторожно прокрался меж зазубренных клыков колонн, спотыкаясь, поднялся по щербатой каменной лестнице и остановился на пороге распахнутых громадных врат. Столетия тому назад покинутый дворец смолк, будто насторожившись… но мгновение спустя шипение раздалось вновь.
Ургольда передернуло. Вот уж развалины… Ненормальные какие-то развалины. Казалось бы: нагромождения древних камней, истертых шершавыми языками ветра – и ничего больше, но почему-то все здесь виделось другим, искаженным, будто смотришь сквозь мутно-прозрачное стрекозиное крыло. И эта ночная темнота… Липкая, как смола, – чудилось, поведи пальцами перед лицом, сожми кулак посильнее, и потекут по ладони клейкие, отвратительно-теплые, зловонные струйки сгущенного мрака…
Помявшись на пороге, Ургольд повернул прочь от ворот. Ну его, этот дворец. Сюда и днем-то заходить – дрожь проберет до костей, а уж ночью… Провались он в пасть бегемоту, проклятый этот дворец… Никто сюда и не суется, кроме, конечно, господина. Задача дозорного какая? Бродить вкруг лагеря и высматривать, не подкрадываются ли недруги. А недругов в Пустыне Древних Царств оказалось достаточно, да еще таких, каких Ургольду в жизни не приходилось видеть. Замотанные до самых зыркалок в тряпье визжащие оглоеды на уродливых лохматых горбатых тварях. Ургольд по сей день с замиранием сердца вспоминает высадку на эти проклятые земли…
Выгрузились, построил он своих ребят в затылок друг другу и двинули вперед по пустынной каменистой равнине. Сзади горластой толпой валят оборванные головорезы, которых господин за каким-то чертом понабрал в грязном и шумном Руиме, а сам господин на мохноухом ослике трусит рядышком с ним, с Ургольдом. Шли весь день, а как закатилось за горизонт солнце (здесь и солнце-то не такое, как везде, – раздутый красный шар, полыхающий по краям, того и гляди лопнет, извергнув на землю струи раскаленной лавы), как село солнце, каменная пустыня словно ожила.
