Но сейчас, несмотря на то что слуга доложил о посетителе, Ватранг Семьдесят четвертый не спешил занять место в кабинете за своим рабочим столом. Так же, как и днем, во время прихода первого посетителя, бывший метрдотель остался в кровати.
Днем его навестил придворный виночерпий герптшцога Ули-Клуна гоблин Пшенг. Визит его оставил в душе гнома двойственное впечатление. Виночерпий не столько справлялся о здоровье гнома, желая, как принято, скорейшего выздоровления, сколько – наоборот, убеждал его в опасности полученных многочисленных ранений и настойчиво просил избрать для себя постельный режим как минимум на несколько дней, а лучше – на недельку-другую.
Ватранг же возражал, что чувствует себя достаточно бодро и даже весело, а единственным его желанием было не валяться в кровати, а посетить ближайшее питейное заведение. Столь резвый настрой раненого не на шутку встревожил Пшенга. Теперь виночерпий не столько убеждал, сколько требовал от гнома не вставать с кровати, намекая, что таково же требование и самого Ули-Клуна. Более того, низкорослый Пшенг выудил откуда-то из складок своего плаща довольно внушительную флягу, сказав, что это вино – подарок герптшцога, за здоровье которого, а также за здоровье больного им необходимо выпить.
От выпивки Ватранг не отказался, но почему-то уже после третьей рюмки провалился в глубокий сон. Либо вино оказалось слишком крепким, либо прав был Пшенг, говоря, что Ватранг слишком ослаб и ему необходим покой. Во всяком случае, как виночерпий с ним прощался, гном не помнил, а разбудил его теперь уже вечерний звонок в дверь.
Дверь спальни приоткрылась, и сначала показался толстый живот гнома, а затем и все остальное тело господина Дроба, на лице которого расплылась елейная улыбка.
– Жив, жив, голубчик! – воскликнул толстяк, от переполнявших чувств ударяя себя кулаками в грудь. – Ну как ты, как?
– Да вроде бы в порядке все со мной, – проворчал Вартанг и повысил голос: – Эй, кто-нибудь, пива мне и моему гостю!
– Ну и хорошо. А то ведь я тогда поверил, что все, убил тебя этот мерзкий эльф! Да и господин Пшенг рассказал сегодня всем во дворце, что ты в очень-очень плохом состоянии…
– Как видишь, в нормальном я состоянии. Голова, правда, чего-то побаливает…
– А голова-то, голова-то почему? – удивился Дроб, подходя ближе.
В это время дверь в спальню открылась, и в нее протиснулся молодой слуга-гном с четырьмя кружками, наполненными до краев пенистым пивом, – по две в каждой руке. Он сноровисто поставил кружки на журнальный столик рядом с кроватью, затем помог своему хозяину приподняться и усесться так, чтобы опираться спиной на подложенные подушки, вручил ему одну из кружек и бегом бросился из спальни. Не успела дверь за слугой закрыться, а Ватранг уже вытер рукавом бороду от попавшей на нее пены и передал опорожненную кружку гостю, знаком попросив подать вторую – полную. Что Дроб и выполнил, после чего тоже завладел кружкой с пивом и угодливо чокнулся с больным.
– Голова-то почему болит? – вновь спросил он, не торопясь осуществить первый глоток. – Тебе же профессор Малач грудь проткнул! Ну ничего, он за свои злодеяния ответит! Завтра же – на эшафот!
– Грудь проткнул? – удивился Ватранг и осмотрел себя. – То-то я гляжу – весь в бинтах. Но я не чувствую там никакой боли, и мне кажется, нет там никакой раны…
– Есть рана, есть, – снисходительно улыбнулся Дроб и не без удовольствия сделал из кружки несколько больших глотков. – Вот давай я тебя сейчас разбинтую, и сам все увидишь.
– А вот давай, – неожиданно для Дроба согласился его приятель. – Давай разбинтовывай!
И, отставив наполовину опустевшую кружку, Ватранг Семьдесят четвертый сам принялся нетерпеливо срывать с себя повязки. Дроб поспешил ему помочь, и его удивило то, что на лоскутах белой материи не оказалось ни одной капельки крови. Но в настоящий шок его повергло то, что на разбинтованном теле больного и в самом деле никакой раны не оказалось. Лишь в одном месте загрубевшая кожа гнома была слегка розоватой.
– Но как же так? Я же сам… То есть я и Сака-Каневск собственными глазами видели у тебя на груди страшную рану, оставленную шпагой профессора Малача.
– Погоди-ка, – встрепенулся Ватранг. – Я начинаю вспоминать…
Дроб непроизвольно вжал голову в плечи.
– Да, да, этот Сака-Каневск – гоблин! Мы пили с тобой пиво в трактире старины Бо, а он привязался к нам, куда-то повел…
Не решаясь прервать воспоминания приятеля, Дроб отступил, наткнулся на столик, схватил кружку и торопливо промочил пересохшее горло.
– Да, да, да, он повел нас на пляж, где эльф занимался любовью с лекпинкой! А потом у нас с этим эльфом завязалась драка. Вон, у тебя под глазом синячище какой… – Ватранг потрогал пальцами щеку под своим правым глазом, где также красовался внушительных размеров синяк. – Эльф пытался вырвать у меня булаву, но я ударил его, и он упал. А потом… – Ватранг перевел подозрительный взгляд на гостя. – Погоди-ка! Ты говоришь, что видел у меня на груди страшную рану?
– Д-да…
– И что же ты сделал вместе с этим гоблином Сакой-Каневском?
– Мы думали, что эльф убил тебя, и поспешили позвать на помощь стражу, – выдавил Дроб.
– И это вместо того, чтобы самим оказать мне помощь?! – взревел Ватранг. – Но скажи-ка мне лучше, каким образом эльф мог меня ранить, если я оглушил его булавой? А?!
– Н-не знаю…
– А я – знаю! Я все вспомнил! Это ты чуть-чуть не убил меня, ты, своей собственной рукой!!!
– Прости! – Дроб рухнул на колени. – Прости, друг, я не хотел, я не хотел, я был пьяным, я споткнулся, я…
– Ты – струсил! – сказал Ватранг, глядя на него сверху вниз. – А настоящие гномы никогда не слыли трусами.
– Ватранг! Ватрангушка! – Дроб молитвенно сложил на груди руки. – Не погуби! Я ведь на приеме у самого герптшцога свидетельствовал, что тебя эльф заколол. Меня Сака-Каневск к этому подговорил. А теперь, если ты правду откроешь, то меня лжецом объявят, всех должностей лишат, из факультета выгонят, да еще и в казематы бросят! Не погуби-иди…
Но Ватранг Семьдесят четвертый больше его не слушал и даже старался не смотреть в сторону скулящего приятеля. Бывшего приятеля.
– Эй, слуги, парадный камзол мне, быстро! – крикнул он. – И позовите моих сыновей. У нас появилось очень важное дело.
Глава двадцатая
В КАЗЕМАТАХ ГЕРПТШЦОГА
Репф резко остановился и оглянулся. Сложилось впечатление, что кто-то дернул за полу плаща. Но сзади и вообще поблизости никого не было. Он посмотрел на землю – может, кто-то из-за забора бросил камень и тот на излете задел плащ? Некрупных камней под ногами хватало, и Репф, погрозив ближайшим заборам кулаком, едва ли не бегом двинулся дальше.
Прогулка новоиспеченного декана имела вполне конкретную цель. Несмотря на вечернее время, Репф направлялся в герптшцогскую тюрьму, чтобы навестить одного заключенного, для которого в рукаве плаща был приготовлен «подарочек».
