Волна побежала к противоположному берегу, нахлынула на него, смыла спиннингистов, не успевших вовремя ретироваться, откатилась назад и обрушилась на берег, с которого начала свой сокрушительный бег. Вода и земля смешались в грязную бурлящую массу, крутя и немилосердно бултыхая всех оказавшихся в этой массе. Над рекой вмиг образовалось облако из мокрой пыли, начавшее закручиваться и превращаться в настоящий смерч…
Когда облако-смерч растаяло, свидетели произошедшей катастрофы увидели Ловашню такой же, как и перед вмешательством факультетских магов, то есть спокойно несущей свои воды в озеро Зуро. Но берега стали другими, более пологими, во многих местах лишившимися деревьев. И на берегах у воды никого не было видно. За исключением главного судьи соревнований господина Меналы. Он стоял без движений спиной к столбу весов, с безвольно повисшими руками и опущенной на грудь головой.
Эразм Кшиштовицкий оказался около него раньше остальных и первым узнал, что господин Менала мертв. Грудь главного судьи была насквозь пробита и пришпилена к столбу золотым копьем-носом магической рыбины, которую он так и не успел взвесить…
Глава четвертая
ПЕРЕВОРОТ
– Отвечайте, идиоты, кто главный в Фалленблеке? Я или кто-то другой? Или, по-вашему, я – не его превосходительство герптшцог, а какой-нибудь жалкий сын рыбака?! Какой-нибудь лекпин-недомерок с улицы Подкаменка! – Крик Ули-Клуна сорвался на визг. Губернатор Фалленблека, со свежей ссадиной на щеке, в перепачканной одежде – наступал на придворных, пятившихся от него и не смеющих поднять глаз. – Почему ваш герптшцог вынужден терпеть неслыханные унижения на виду у своих под-дан-ных?!
Ули-Клун схватил за грудки первого попавшегося под руки, которым оказался господин Еноварм, и принялся его трясти с такой силой, что кожаный шлем соскочил с затылка начальника стражи и упал на каменный пол тронного зала.
– Почему вы молчите? Почему вы допустили, чтобы ваш губернатор вывалялся в грязи, почему никто даже пальцем не пошевелил, чтобы оказать ему помощь, и почему мне до сих пор не назвали имени виновника случившегося безобразия? Позвать мне палача! – Герптшцог с силой отпихнул от себя Еноварма, который, едва не упав, впечатался в дрогнувшую толпу придворных.
– Нет! Не надо палача, я всех вас казню самолично! – Ули-Клун потянулся к левому боку, где обычно висела парадная сабля, но рука нащупала пустоту.
Бесценный подарок главы клана гномов из-под Горы пропал. Герптшцог сжал руки в кулаки и, потрясая ими и выкрикивая неразборчивые ругательства, принялся бегать по залу.
Кто бы мог предположить, что прогулка на берег Ловашни, где проходили соревнования спиннингистов, возымеет такие последствия! Сами соревнования Ули-Клуна мало интересовали – в планах герптшцога было утереть нос этому зазнайке, декану факультета рыболовной магии Эразму Кшиштовицкому. Пока спиннингисты ловили рыбу, а судьи вместе с зеваками за ними наблюдали, герптшцогские слуги должны были на скорую руку соорудить за их спинами сцену, водрузить на нее пьедестал почета, разукрасить цветами гербов своего хозяина и Фалленблека и приготовить все для церемонии награждения победителей. Главным действующим лицом которой, естественно, стал бы сам Ули-Клун.
Все шло по задуманному плану, слуги вовсю трудились над возведением сцены, а Ули-Клун в сопровождении горстки придворных решил-таки понаблюдать за соревнующимися, когда случился катаклизм. Внезапно нахлынувшая волна окатила герптшцога с ног до головы и, заставив пережить несколько ужасных мгновений, только чудом не унесла его во взбесившуюся Ловашню. Мало того что идея утереть нос декану обернулась фиаско, мало того что герптшцог поранил щеку, испортил выходной костюм и в таком жалком виде выставился перед жителями города, – так еще у него пропала дорогущая гномья сабля! Однако больше всего бесило герптшцога то, что вину за все это свалить было не на кого. Катаклизм, так его перетак!
– Политический момент… – вдруг не слишком разборчиво прозвучало среди молчавших до этого придворных.
– Что? Кто сказал?
Ули-Клун очень любил, когда в тронном зале звучали эти два слова, означающие как минимум сплетню либо оговор, донос, разоблачение…
– Я сказал, ваше превосходительство, я. – Сквозь толпу протиснулся невзрачный, одетый во все серое придворный виночерпий гоблин Пшенг. Согнувшись в три погибели, он мелкими шажками приблизился к хмурому губернатору. – Политический момент, ваше превосходительство.
– Не лучший момент, зеленован, ты выбрал для сплетен!
– Ваше превосходительство, самый мудрейший из губернаторов, самый достопочтенный из герптшцогов, наверное, не удивится, если узнает, что все сегодняшние несчастья и на Ловашне, и в заливе Премудрый, повлекшие гибель столь уважаемого человека, как господин Менала, и пропажу двадцати шести жителей вашего города, произошли из-за применения незаконной черной магии!
– Черной магии, говоришь?! – Ули-Клун сграбастал виночерпия за камзол и приподнял его так, что тощие ноги заболтались в воздухе.
– Да, ваше превосходительство, да, – выдавил из себя Пшенг. – И я разузнал, кто совершил это неслыханное злодеяние.
– Так говори! Ну! Ну же! – Герптшцог принялся трясти гоблина.
– Если… самый мудрый… из губернаторов… отпустит меня… то я… смогу… смогу…
Наконец догадавшись, что Пшенг вот-вот задохнется, Ули-Клун поставил несчастного виночерпия на пол и грозно над ним навис:
– Ну?!
Гоблин приподнялся на цыпочки, пытаясь дотянуться до уха своего господина, и принялся шептать.
– Ах, вот оно что! – В вопле губернатора, потрясшем своды тронного зала, можно было разобрать одновременно негодующие и ликующие нотки. – Но вдруг это всего лишь очередная сплетня?
– Нет, ваше превосходительство, – в молитвенном жесте сложил руки на груди гоблин. – Я слышал это своими собственными ушами.
– В таком случае объяви это громко, для всех.
Пшенг не заставил просить себя дважды. Повернувшись к взиравшей на него толпе, он выдержал небольшую паузу, набрал в грудь побольше воздуха и на одном дыхании выпалил:
– Когда тело несчастного господина Меналы увезли в факультетский замок, профессор Чаб подошел к декану Кшиштовицкому и сказал ему с упреком: «Он погиб из-за твоей магии, Эразм!» На что декан Кшиштовицкий ответил: «Да, это я во всем виноват!» Вот…
* * *
Декан Эразм Кшиштовицкий в одиночестве стоял в малом экзаменационном зале факультета, вблизи стола, на котором, прикрытое до подбородка простой тканью, лежало тело профессора Меналы. Копье-нос магической рыбины из груди покойного успели вытащить, а выступившую кровь – смыть. Кшиштовицкий вспоминал.
Он познакомился с Меналой в годы юности и теперь припомнил те множества шалостей, которые они вместе проделывали, еще будучи студентами, общие победы и неудачи на рыболовных соревнованиях, припомнил, как учились, сдавали экзамены, становились преподавателями факультета рыболовной магии, как совсем недавно плечом к плечу отражали Прорыв.
