Тубуз совершенно отчетливо осознавал, что это настоящий бой, что ведут его ножи-враги, что они не могут примириться друг с другом так же, как вода с огнем, как добро со злом, как честность с предательством… Лекпин не мог понять, откуда взялось это знание, но на чьей он стороне, то есть какой нож – Изымс или «Ифы-кабуф» – на самом деле для него враг, не сомневался. Так же, как ничуть не усомнился лекпин, какой именно нож на самом деле друг – спешащим к нему со стороны берега Друды и Гавры. Они бежали, яростно крича что-то на своем гоблинском языке и потрясая воздух зажатыми в кулаках булыжниками.
«Забьют, как последнюю собаку! – екнуло сердце лекпина. – И ведь даже убежать не удастся, даже защититься нечем!»
За неимением под руками булыжников, Тубуз сгреб со дна две горсти песка и кое-как поднялся на ноги.
Гоблины обманули его, всучив свой колдовской нож; из-за них он нарушил правила соревнований, превратился в злостного браконьера; из-за них теперь не поступит на факультет рыболовной магии; и он сделает все, чтобы хоть как-то отомстить.
Тубуз что есть силы стиснул в кулаках песок. Одной из любимых игр его детства была так называемая шишечная война. Молодые лекпины большой компанией уходили в лес, где делились на два лагеря и воевали, бросаясь друг в друга еловыми шишками. Чтобы противник выбыл из игры, достаточно было попасть в него или просто коснуться шишкой до любого участка тела, кроме головы. Такие правила были придуманы, чтобы никого не покалечить – все-таки шишки были довольно крепким и увесистым метательным орудием, которым запросто можно было выбить глаз. Общепризнанным лидером-шишечником среди лекпинов всегда считался Железяка, но Тубуз, умеющий одинаково замечательно кидаться шишками и правой, и левой рукой, уступал ему лишь потому, что, как назло, каждый третий его бросок приходился именно в голову противника… Сейчас Тубуз очень рассчитывал воспользоваться своим умением и сначала увернуться от брошенных в него булыжников, а затем без промаха швырнуть два песочных комка в ненавистные зеленые рожи. Но, к своему изумлению, он вдруг понял, что ярость гоблинов направлена вовсе не на него. Ни Друда, ни Гавра на него даже не смотрели. Взгляды гоблинов были устремлены поверх его головы, туда, где, словно взяв короткую передышку, зависли один против другого «Ифы-кабуф» и Изымс.
Друда отдал команду своему приятелю, и четыре булыжника, один за другим, полетели в эльфийский нож. Цели достиг только один, задевший рукоятку Изымса. Но здесь, видимо, не обошлось без колдовства, потому что от попадания обычного булыжника не вспыхнуло бы столько искр и не возник бы такой режущий слух звук. Изымс, после удара еще немного подброшенный вверх, словно раненая стрелой в крыло птица, начал, вращаясь, падать. Гоблины издали радостный клич, а «Ифы-кабуф» навис над поверженным врагом, чтобы, прицелившись, нанести окончательный, добивающий удар. Времени для раздумий не осталось. Тубуз еще раз покрепче стиснул кулаки и отработанным движением одновременно с двух рук метнул песочные комки в гоблинский подарок. Он не промахнулся. И хотя мокрый песок это совсем не то, что булыжники, однако такой подарочек для «Ифы-кабуф» стал по-настоящему убийственным. Нож, который только что казался волшебным, грозным, живущим самостоятельной жизнью оружием, вмиг стал похож на никчемную гнилую палку, совершенно беззвучно упавшую в воду.
И точно в то же место острием вниз упал Изымс. Вода вскипела, моментально превратилась из прозрачной в мутно-белую, и точно таким же, мутно-белым, вдруг стал сам воздух.
Глава восемнадцатая
ВСЕ НЕ ТАК ПРОСТО
– Бабочка? – Кот Шермилло неуловимым движением лапы сцапал порхающий в воздухе живой цветок. – И в самом деле – бабочка, – сказал он, разглядывая зажатую между когтей пленницу. – Странно. Откуда она тут взялась?
Кот полулежал в кресле профессора Малача в гостиной эльфийского дома. С тех пор как вместе с Алесандро Б. Зетто потенциальные студенты факультета рыболовной магии покинули превращенный в крепость дом для сдачи последнего экзамена, Шермилло успел съесть порцию яичницы с колбасой (которой смогли бы насытиться три голодных человека), выпить две чашки кофе с бутербродами с сыром, и теперь подумывал, не выпить или не съесть бы еще чего-нибудь. Из кухни, где остался Воль-Дер-Map со своим холстом, не доносилось ни звука, так же, как и из кабинета профессора Малача, который уединился в нем, объявив, что ему необходимо срочно проделать важный эксперимент. В гостиной вместе с Шермиллой осталась лишь Зуйка, которая большую часть времени пролежала на диване, уткнувшись лицом в кожаные подушки. Теперь она сидела на том же диване, закрыв глаза ладонями, изредка взлохмачивая свои волосы.
– Зуйка, посмотри, какую аппетитную красавицу я поймал, – сказал кот.
Зуйка с неохотой поднялась с дивана и подошла к нему:
– В каком это смысле – аппетитную?
– А в том смысле, что будь я не котом, а рыбой, обязательно бы ее скуш-шал.
– Отпусти ее, – попросила Зуйка, – а то пыльцу с крыльев сотрешь, и она не сможет больше летать.
– Такое впечатление, что узор на ее крылыш-шках очень знакомый. – Шермилло свел брови к переносице. – Особенно вот эта линия. Ты так не считаеш-ш-шь?
– Для тебя, может, и знакомый. Ты ведь на мир другими глазами смотришь…
– Хм… да, другими. – Шермилло внимательно посмотрел в глаза ведьмочки, затем перевел взгляд на ее ноги. – Хм… А не могла бы ты еще разок свой шрамик продемонстрировать…
– Вот еще! – Зуйка надменно вскинула голову.
– Ну, я тебя прош-шу…
– Просиш-ш-шь? – передразнила Зуйка, наклоняясь и приближая лицо к кошачьей морде. И вдруг резко ударила Шермиллу по лапе. Когти кота разжались, бабочка вспорхнула под потолок, а Зуйка отскочила назад. – Обойдеш-ш-шься!
– Кретинка! Ты не понимаеш-шь. Все не так просто. Этот узор на крыле бабочки похож на…
– На узор на крыле бабочки! – сказала Зуйка, запрыгивая с ногами на облюбованный диван.
– Тьфу ты! – в сердцах плюнул Шермилло и хотел еще как-нибудь обозвать ведьмочку, но передумал. Вместо этого он достал из кармана своей кожаной тужурки кисет с огнивом, короткую курительную трубку и принялся набивать ее табаком. – А ты как к кош-шачьим вообщ-ще относиш-шься? – спросил он, когда трубка была набита, раскурена и первый клуб дыма начал подниматься под потолок.
– К кошачьим ВООБЩЕ, – Зуйка посмотрела на Шермиллу, и ее густые черные брови вопросительно изогнулись, – или вообще ОТНОСИШЬСЯ?
– Конечно, к ВООБЩ-ЩЕ КОШ-ШАЧЬИМ! А к кому – к собачьим, что ли?!
– А что, собаки мне очень даже нравятся, – лукаво улыбнулась Зуйка, отчего кот нервно заерзал в кресле.
– Фу, гадость-то какая! – скривился он. – Собаки ей нравятся…
– Очень нравятся, – подлила масла в огонь Зуйка.
– Да собаки – они что? Они же – собаки!
– Вот именно…
– Да ты хоть раз видела говорящую собаку? Нет, не видела. А говорящ-щий кот – вот он, перед тобой во всей своей красе!
