– Где он? – закричал он. – Где?
– Здесь, господин главный факультетский лекарь. Я обработала рану на плече, но ту, что на затылке, пока не осматривала…
– Уф! При чем здесь тролль? – еще громче закричал Черм. – Где декан, где господин Кшиштовицкий?
– Мы не знаем, – в один голос сказали Ксана и Тубуз.
– Уф! Ничего не понимаю! Ко мне примчался лекпин из новеньких, весь разными железячками увешан, и сказал, что в доме профессора Малача лежит раненый господин Кшиштовицкий…
– Это какая-то ошибка, здесь лежит раненый – пожал плечами Тубуз, а про себя подумал: «Железяка, ай да хитрец, заставил этого толстяка неповоротливого бегом бежать».
– Господин главный факультетский лекарь, может, вы все-таки окажите помощь раненому? – взмолилась Ксана.
– Да-да, конечно, уф, уф… – Черм закатал рукава халата, опустился рядом с троллем на колени и открыл саквояж. После чего принялся осматривать и ощупывать рану на плече.
– Так, – обратился он к лекпинке через минуту, – судя по всему, ты имеешь опыт обработки раненых. Будешь мне помогать. Уф! А ты, как там тебя, давай-ка дуй отсюда, а то будут у нас два бесчувственных тела.
– Да вы за меня не волнуйтесь! – возмутился Тубуз. – Я, знаете, какой смелый!
– Что ж, поживем – увидим, – пробормотал лекарь и сделал длинным скальпелем глубокий надрез поперек раны. Из нее во все стороны брызнула кровь, затем раздался звук, словно кто-то уронил мешок картошки.
Ксана обернулась на звук:
– Может, дать ему нюхательной соли?
– Троллю? Нет, пока не надо…
– Да нет, лекпину Тубузу, он все-таки упал в обморок.
– Пусть пока полежит, – сказал Черм, делая еще надрез, – хоть мешаться не будет. Давай пинцет семь. Рана-то непростая, ох, непростая…
– Магия? – испуганно спросила Ксана.
– Она самая. Червь черный в ране, и, похоже, не один. Давай, давай пинцет! Уф, уф…
* * *
Профессор Малач, Железяка, Тубуз и Ксана молча сидели в столовой за обеденным столом. По их виду было ясно, что настроение каждого оставляло желать лучшего. Особенно хмурым выглядел Малач, который, не поднимая глаз, ковырялся вилкой в тарелке и до сих пор не попробовал ни кусочка жареной форели, усыпанной луком и зеленью, которую приготовила Ксана. Тубуз с каким-то отупевшим видом допивал уже четвертую кружку чая, Железяка внимательнейшим образом рассматривал нож из столового прибора эльфа – создавалось такое впечатление, что в руках у него бесценное произведение искусства. Ксана обеспокоенно переводила взгляд из-под своих больших круглых очков с профессора на стоявшую на столе стеклянную колбу с притертой пробкой, в которой плавали два черных червя. Каждый червь был длиной с указательный палец гнома и толщиной с мизинец лекпина. Их кольчатые тела имели множество коротких подвижных ножек, головы венчали маленькие розовые рожки. Плавая в колбе, черви выглядели вполне безобидно – не то, что когда копошились в ране Пуслана, выгрызая его плоть…
На самом деле червей в ране тролля было пять, но трех после удачного извлечения унес с собой доктор Черм, направившийся прямиком в факультетскую медицинскую лабораторию. Двух оставшихся Малач намеревался исследовать лично.
Черм покинул дом профессора примерно час назад, после того как все присутствующие вместе с двумя гномами, приглашенными для ремонта двери, перетащили громилу на второй этаж и положили на кровать, подставив кресло под не поместившиеся на ней ноги. С тех пор Пуслан так и не приходил в сознание.
– Пойду посмотрю, как он там, – не выдержал Тубуз.
– Пойди, пойди, пойди, – словно бы про себя сказал Малач, – только все равно он пока без сознания. Черм сказал, что он часа два с половиной в себя не придет.
– Ну, просто пойду посмотрю, – сказал тот. – А то чай этот сил больше нет пить.
– Посмотри, посмотри, посмотри…
Тубуз поплелся в спальню, откуда все это время доносилось монотонное бормотание. Непередаваемая череда звуков и гырканий на тролльском языке изредка прерывались вопросами: «Кто ты? Ты – я? Я тебя убить. Я тебя…» Если не принимать во внимание тяжесть ситуации, лежащий на кровати Пуслан выглядел довольно комично. Его большая голова, туго перевязанная белоснежными бинтами, напоминала голову снеговика. Не хватало только морковки вместо носа.
Грустно улыбнувшись, Тубуз присел на стоящую рядом с кроватью табуретку. Взяв тролля за руку, лекпин принялся шептать:
– Пусланчик, ты же поправишься. Обязательно поправишься. Доктор Черм свое дело знает. Он над тобой так колдовал, что я даже в обморок упал. Ты же вон какой здоровенный, мы тебя до кровати еле-еле доперли. Так что давай, поправляйся. А то кто же нас с Железякой зимой рыбу будет учить ловить?
– Гр-гр, – всхрапнул тролль и неожиданно дернул рукой, да так, что Тубуз, словно пушинка, слетел с табуретки на пол.
– Ох-хо-хо, – только и сказал лекпин, поднимаясь.
– Гр, гр, тролль тут. Где тут тролль я? – пробормотал Пуслан.
– Тут ты, тут, – сказал Тубуз, вновь усаживаясь на табуретку.
– Да. Тролль тут, тут тролль. Гр, болит все тут у меня, где я?
– Конечно же, болит, – вздохнул лекпин, уставившись в пол. – Как не болеть, если в башке черви поко вырялись.
– Гр-гр, где я опять, где я тут?
– Да тут ты, тут! Никуда не делся…
– Глупый лекпин! Где я?
– Пусланчик? – Тубуз вскочил с табуретки, уставился на великана и увидел открытые глаза, следившие за ним из-под бинтов, словно мыши из норок.
– Эй! Все сюда, он, кажется, очнулся! – во все горло завопил лекпин.
Через несколько секунд Малач, Железяка и Ксана вбежали в спальню и, окружив тролля, наперебой стали задавать вопросы:
– Как ты? Кто это тебя? Что случилось?
Пуслан сосредоточенно переводил взгляд с одного на другого, но только открывал рот для ответа, как следовал новый вопрос, и он уже старался сосредоточиться для нового ответа.
– Стоп! – скомандовал Малач, подняв руки. – Так мы ничего не добьемся! Спрашивать буду я, а вы пока помолчите… Тролль Пуслан, ты можешь говорить?
– Гр…
– Тебе надо выпить лекарство, которое оставил доктор Черм. Оно придаст тебе силы.
– Гр…
– Ксана, помоги-ка мне.
Эльф взял с пола большую кастрюлю, наполненную мутной жидкостью, и поднес ее к губам тролля, в то время как девушка не без труда приподняла тому голову. Пуслан вытянул губы и в несколько шумных глотков осушил сосуд.
– Тьфу, – тут же скривился он. – Лучше бы каменки дать мне.
– Нельзя тебе каменки, дружище, – улыбнулся Малач. – Доктор строго запретил всякие крепкие напитки, кроме лекарств.
