Нацепив на нос старые, склеенные на переносице очки, которые ему уже явно не подходили, потому что он держал удостоверение Гурова в вытянутой руке, дед громко прочитал всем, что там было написано, а потом уважительно покачал головой:
— Это надо же! Целый полковник! Да еще из самой Москвы! Это что же такого наша Идка натворила, что ты за ней гоняешься?
— Да, может, она и ни при чем, — объяснил Лев. — Просто надо все версии проверить. Вы расскажите мне о ней.
— А чего рассказывать-то? Как ее Нюрка, царствие ей небесное, тогда привезла, так и жила здесь — они у меня в соседях были, — начала говорить какая-то старушка. — Только вместе с Матреной — это бабка ее — на похороны матери съездила, и все. Боевая девка была, и не лентяйка — всегда и по дому, и в огороде помогала. Потом уж, как восьмилетку окончила, в Кузьмичевск к Любке поехала, чтобы доучиться.
— Ох, лучше бы не ездила! — сварливо сказала другая старушка. — Разве можно было девчонку к этой стерве отпускать?
— А почему вы к Любови Сергеевне так относитесь? — спросил Лев.
— Так она, паскуда, прямо на кладбище заявила, что по заслугам ее мать получила, — гневно воскликнула старушка. — Что, мол, нечего было ей хвостом на стороне крутить, а надо было честно мужа ждать! Вот Матрена и отказалась ее сюда забирать. В детдом она пошла!
— Эх, как же мы хорошо при Советах жили! — впервые подал голос второй дед. — Какое хозяйство было справное! И коров, и свиней, и курей разводили. А сейчас? Даже школу закрыли!
— А чем тебе сейчас плохо? — накинулась на него одна из старушек. — Все никак забыть не можешь, что когда-то в совхозе нашем главным ветеринаром был? Барином по деревням разъезжал? А как все рухнуло, так не у дел остался? Да ты посмотри, как наша деревня расцвела. Все разрастаемся и разрастаемся! И все назад вернулось! И птицеферма есть, и твои ненаглядные коровы со свиньями! И автобус детишек в школу каждый день туда-обратно возит! И не в восьмилетку, а в настоящую!
— Милые вы мои! Дорогие! Любимые! — проникновенно заговорил Гуров. — Я понимаю, что у вас наболело и хочется выговориться. Но и вы меня поймите! Сами же видели, что за окном творится! Если дорогу развезет, так не выберемся мы, застрянем на полпути. Поэтому очень вас прошу, давайте про Иду!
— Так ты небось из Кузьмичевска ехал? — спросил дед-хозяин, и Лев кивнул. — Правильно! Он к нам ближе! А дороги туда точно никакой нет! Только мы в Богатинском районе находимся. Через него и уезжать будешь! А до него дорогу хорошую построили! И все Идкиными стараниями! Сплошной асфальт! Ты отсюда куда собираешься?
— В Демидовск.
— Вот туда и попадешь, только другой дорогой, — пообещал хозяин. — Ехать, конечно, дольше, зато без приключений. Объясню я твоему водиле, куда и как сворачивать, так что торопиться тебе не надо.
— Ой, спасибо! — искренне обрадовался Лев. — Мы сюда-то еле-еле добрались, а как по размытой дороге возвращаться будем, я даже представить себе боялся.
— То-то же! — значительно сказал дед. — Ладно, бабоньки! Не будем служивого человека задерживать! Давайте по существу!
— А я и говорила по существу! — строптиво возразила соседка Сорокиных, но больше не отвлекалась. — Уехала она, значит, к Любке. Письма писала, что все хорошо у нее. А оказалось, что не все! Приехала она как раз под ноябрьские в 1988-м. Я потому так хорошо помню, что Зорька моя тогда двойню принесла.
— Агафья! — прикрикнул на нее старик.
— Помолчал бы, Антип! — поджала она губы. — А то посажу тебя на голодный паек, и не видать тебе больше моей самогоночки!
— От, язва-баба! — только покачал на это головой дед.
— Вот я и говорю, что приехала она тогда, да с пузом! — продолжила старушка. — А сама страшнее смерти! А что случилось, не говорила!
— Жениха у нее убили, отца ее ребенка, — объяснил Лев. — Хорошего, доброго, честного парня!
За столом все дружно охнули и замолчали, а потом старик спросил:
— Бандиты?
— Можно сказать и так, — уклончиво ответил Гуров, потому что, скажи он, что это произошло в армии, воспоминаниям о старых временах и сетованиям на нынешние конца бы не было. — Ну и что дальше было? Она родила?
— Мальчишку родила, — покивала ему старушка. — Егором назвали, и отчество Егорович, а фамилия Идкина — Рогожин.
— Значит, он родился в 1988-м, а точнее?
— Декабрьский он, — уверенно сказал хозяин. — А насчет числа? Бабы! Кто помнит?
— На великомученицу Екатерину, 7-го числа, — ответила какая-то старушка.
— Точно! Так и было! — значительно покивал дед.
— А сама Ида когда родилась? Знаю, что в 1971-м, в сентябре, а вот число?
— Ну ты спросил! — покачал головой дед. — Бабы! Напрягитесь! Нужно служивому человеку помочь!
— А чего напрягаться-то? — удивилась соседка Сорокиных. — 24-го, на Федору, — и продолжила свой рассказ: — А как оправилась Идка, так принялась по дому помогать: и корову доила, и козу, и дрова рубила-пилила — дед-то у нее помер, пока ее не было. Времена-то уже другие настали, в сельпо — шаром покати, талоны… Только огородами и спасались! Так Идкина задница над грядками и торчала с утра до вечера. А по осени, в 1989-м, как откормила она, да урожай они собрали, мальчонку на бабку свою оставила, а сама в Демидовск подалась — деньги зарабатывать. А Матрена-то ничего, еще в силах была, хотя Нюркина смерть ее здорово подкосила. Что уж там Идка делала, не знаю, но деньги она регулярно присылала. Немного, правда, но каждый месяц. Приезжала иногда — не ближний ведь свет, не наездишься! Но уж тут она сына с рук не спускала!
— Любила она сына! Прямо-таки дрожала над ним! Весь свет в окошке для нее был! Как уезжать надо было, так у нее прямо душа с телом расставалась! — со слезой в голосе поддержала ее другая старушка.
— А потом что-то непонятное стало твориться, — доверительно и даже понизив голос, рассказывала соседка. — Каждую неделю на машине стала приезжать, да не одна, а с мужиками. А с виду они — ну, чисто бандюганы! А сама-то разодетая была, словно куколка. Деньги стала привозить, и много. Матрене — лекарства да одежку всякую, а уж продукты разные цельными кошелками в дом заносили. Чего там только не было! Мы ходили смотреть, да и пробовать Матрена нам давала — вкусно было так, что ум отъешь! Про вещи уж и не говорю! Как Егорка из чего вырастал, так Матрена по соседям раздавала. Мы такой одежки и не видели никогда! И вся не наша! А в январе 1992-го, как раз после Нового года, Идка сына забрала. Приехала она в тот раз только с одним мужиком и забрала.
— Опять с бандюганом? — спросил Гуров.
— Да нет! Тот мужик вроде приличным выглядел, — подумав, сказал дед. — А там кто разберет.
— Ох, Матрена и голосила! — продолжала соседка. — Ведь последнюю радость у нее отняли! Егорка тоже ревел! Так они и уехали! Идка бабке денег оставила, а на следующий день к Матрене два парня приехали. Удивлялись мы, с чего бы это? Матрена нам объяснила, что знакомые это Идкины, болели они тяжело, вот внучка и попросила, чтобы пожили они здесь на свежем воздухе, оклемались.
