– Машину? – капризно протянул корреспондент. – А почему не самолет?
– В аэропорту надо предъявлять паспорт.
– Нет, я имел в виду личный самолет – какие дают важным свидетелям в голливудских фильмах.
– Все шутишь?! А пока будешь ехать, давай думай: где и у кого ты сможешь найти убежище. Заляжешь и нос не высовывай. И никому – слышишь, никому – ни маме с папой, ни девушкам, ни коллегам по работе – не говори, где ты.
– А как вы организуете засаду?
– Тебя найдут, когда ты понадобишься. А сейчас немедленно брысь с глаз моих долой. В гостиницу иди и молись, чтобы бандюки прессу в режиме реального времени не читали.
Очень странный, как пришелец
Машину Варвара достала в областном управлении ФСБ. Хорошо: меньше шансов, что информация о корреспонденте и о том, куда его отвезли, наружу вытечет. Однако на всякий случай Андрюшу попросила с водителем не болтать. А сама задумалась: и впрямь, как она сможет обеспечить для него прикрытие? Никаких силовых подразделений у комиссии, где она служила, нет. Значит, надо идти на поклон к полковнику Петренко – чтобы тот, в свою очередь, просил помощи у смежников. И ради чего? Чтобы защитить одного недоделанного. И может быть, еще накрыть отморозков, покалечивших центрфорварда сборной страны.
Однако охрана гражданина Тверского – дело завтрашнее и послезавтрашнее. А до поезда у Вари еще оставалось время и было чем заняться. Она отправилась в городскую больницу с надеждой разговорить журналиста Марушина.
…Корреспондент местной газеты лежал в палате на шестерых. Несмотря на открытую форточку, воздух в комнате был спертый. Один больной оказался прикован забинтованной ногой к растяжке с грузом. Другой щеголял гипсовым панцирем от запястья до ключицы. Третий ковылял по проходу с костылем. Все заросшие и несвежие. Журналиста в компании довольно темных личностей можно было опознать по юной интеллигентной бородке, делавшей его похожим на молодого Чернышевского. Правда, с обритой и перебинтованной головой, он, скорее, тянул на Че Гевару. Эта ассоциация усугублялась тем, что Марушин пытался вчитаться в томик Ницше.
– Хорошее место, чтобы проникнуть в миры Заратустры, – сказала ему Варя, подойдя вплотную к койке. Молодой человек среагировал бодро:
– А вы что предлагаете? Газету анекдотов «Зятек»?
– Беседу тет-а-тет. Со мной.
– О, с такой красавицей?! Я завсегда.
– Идемте.
Старые, как мир, и столь действенные приемы соблазнения: ласковый низкий голос (клиенту чудится – интимный), вторжение в личное пространство, прикосновение к руке или плечу – и мужик твой. Они очень примитивны, эти двуногие волосатые самцы.
Постанывая явно громче, чем следовало из характера его ранений, и опираясь на руку и плечо Варвары, больной поднялся и поковылял за ней.
– Постойте! Крошка! Куда вы так летите!
Под жалобный аккомпанемент стонов Валентина они миновали длинный коридор, парадную лестницу и очутились в больничном парке.
– Вы немилосердны! – восклицал Марушин. – Разве можно так гонять раненого?!
– У нас мало времени. Сегодня я уезжаю обратно в Москву. И должна вам задать один вопрос.
– А кто вы?
– Варвара Кононова, старший следователь СКР. – Девушка показала больному развернутое удостоверение.
– И вы!.. – скуксился журналист.
– А кто еще?
– Достали меня тутошние камышленские дознаватели.
– Ваш случай очень похож на преступление в отношении футболиста Сырцова. Слышали о таком?
– Футболисте или преступлении?
– Футболиста вы знаете очень даже хорошо, меня другое интересует: почему нападения на него и на вас аналогичны?
– А я откуда знаю?
– Что вас с ним связывает?
– Встречались. Интервью я у него брал.
– Когда виделись в последний раз?
– С месяц назад. В Москву я к нему приезжал.
– Тогда он вам обо всем и проговорился?
Марушин вдруг густо покраснел.
– Не понимаю, о чем вы.
– Он рассказал вам, что разругался с Корюкиным. Не сошелся с ним в цене.
Журналист выглядел смятенным. Варя готова была поклясться, что, выстрелив практически наугад, попала в точку. Собеседник возмутился – тем самым подтверждая, что она права:
– Какая там цена! Неужели вы не понимаете?! Да слова «цена» и «Сырцов» просто не сочетаются между собой! Они – из совершенно различных синонимических рядов!
– Извините, не имела чести знать Сырцова. А сейчас он в коме.
– Я не знаю, откуда вы взяли, но мне Игоряша и впрямь рассказал в последний раз: Корюкин на встрече заявил на него все права. Хотел, чтоб Сырцов танцевал исключительно под его дудку. Делал только то, что ему Корюкин говорит.
– Что имеется в виду? Договорные матчи?
– В основном. Но не только. По жизни слушаться надо его во всем, как папочку родного. А Игорь олигарха послал.
– А мне говорили, что ваш любимый центр нападения все-таки в «договорняках» участвовал.
– Бред. Представить его играющим договорный матч невозможно. Как Льва Толстого, торгующего волосками из своей бороды.
– Значит, Сырцов – князь Мышкин? Дон Кихот?
Они разговаривали, стоя очень близко друг напротив друга, – и то, что для Валентина казалось проявлением вдруг вспыхнувшей мимолетной влюбленности и флирта, для Вари было лишь игрой, в которую она привычно играла для пользы дела: стоять поближе, стараться говорить низким голосом и при том негромко, почти шептать. Чтобы создавался эффект заговора, сговора, единомыслия. Чтобы субъект раскрылся, выдал больше информации.
– Знаешь, – Валентин тоже рефлекторно понизил голос и перешел на «ты», – Сырцов, он вообще странный, необычный, не от мира сего. Он какой-то… словно из другого мира… Как пришелец. Немножко не сегодняшний, неземной…
– Пример привести можешь, чтобы я лучше поняла?
– Я, к примеру, в интервью под диктофон спросил его, знает ли он, сколько стоит бутылка водки. И он не знал. «Рублей пятьдесят, – говорит неуверенно. – Или сто?»
– Но он, наверно, при этом знал, сколько один «дринк» в самом крутом клубе Камышля стоит?
– Нет! Он, мне показалось, вообще не пьет. И тогда я начал прикалываться и спрашивать его, а сколько стоит девочка. И он, знаешь, отреагировал так, как будто до того ни разу не слышал, что телочек (извини) можно покупать. Он временами был такой, как будто только вчера из джунглей выбрался. Или из Северной Кореи какой-нибудь. Очень далекий от бабла гражданин.
– Но в ведомости на зарплату ему это расписываться не мешало.
