— А теперь, госпожа, не скажешь ли нам, как зовут тебя, и кто твоя родня, и что за беда с тобой приключилась?
И покачала она головой, и не ответила ни словом, только залилась слезами; и более не докучали ей, пока не подкрепилась гостья жадно той снедью, что нашлась у лесных жителей. Когда же поела она, то вздохнула и вновь вложила свою руку в руку Турамбара, он же сказал:
— С нами ты в безопасности. Здесь можешь ты отдохнуть нынче ночью, а поутру отведем мы тебя в наше поселение, что стоит на холме в глубине леса. Вот только узнать бы нам твое имя и кто родня твоя: может статься, удастся нам отыскать твоих близких и сообщить им о тебе. Так не назовешься ли нам?
И вновь не ответила она и разрыдалась.
— Не тревожься, — промолвил Турамбар. — Верно, слишком горестен рассказ твой и до поры слова не идут с языка. Но я хочу дать тебе имя и назову тебя Ниниэль, Слезная Дева.
Услышав это имя, девушка подняла взгляд и покачала головой, но повторила: «Ниниэль». То было первое слово, что произнесла она, отрешившись от тьмы; и так именовали ее впредь среди лесных жителей.
* * *
Поутру ее повезли к Эффель Брандир; дорога там круто шла вверх, пока не доходила до переправы через бурную реку Келеброс. Здесь построили некогда деревянный мост; под ним поток переливался через истертый каменный выступ и пенными каскадами низвергался в каменную чашу далеко внизу, а в воздухе словно дождь повисала водяная пыль. В верхней части водопада зеленела покрытая дерном поляна в окружении берез; но за мостом открывался широкий вид на ущелья Тейглина примерно в двух милях к западу. Там всегда веяло прохладой; летом путники останавливались на берегу отдохнуть и утолить жажду ледяной водой. Называли те водопады Димрост, Лестница Дождя, а после того дня — Нен Гирит, Вода Дрожи; ибо Турамбар и его люди устроили там привал, но едва Ниниэль оказалась в этом месте, как у нее начался озноб, и накатила дрожь, и не удавалось ни согреть ее, ни успокоить. Потому лесные жители поспешили дальше, однако не успели еще добраться до селения Эффель Брандир, как у Ниниэль сделался жар и она впала в забытье.
Долго пролежала она во власти недуга, Брандир же пустил в ход все свое искусство, дабы исцелить ее, а жены лесных жителей ухаживали за ней днем и ночью. Но лишь когда рядом с нею был Турамбар, успокаивалась она или засыпала без стонов. И вот еще что примечали все, кто ходил за ней: пока длился недуг, хотя зачастую беспокойно металась она на постели, ни единого слова не выговорила она на каком-либо из эльфийских либо людских языков. Когда же медленно возвратилось к ней здоровье, и очнулась она, и вновь стала есть, тогда женщинам Бретиля пришлось учить ее языку, словно ребенка — слово за словом. Однако училась она быстро и с превеликой радостью: словно находила вновь потерянные сокровища, великие и малые; а затвердив наконец довольно, чтобы разговаривать с друзьями, то и дело спрашивала:
— Как зовется эта вещь? Потеряла я нужное слово, блуждая во тьме.
Когда же встала Ниниэль наконец с постели, она то и дело навещала Брандира в его доме; ибо не терпелось ей узнать имена всего живого, он же в том был весьма сведущ; и часто гуляли они вместе по садам и полянам.
И полюбил ее Брандир; она же, окрепнув, частенько подавала ему руку, поддерживая хромого при ходьбе, и называла его братом. Но сердце ее было отдано Турамбару; лишь при его появлении улыбалась девушка, и лишь когда Турамбар заговаривал с нею весело, смеялась она.
Однажды золотой осенью ввечеру сидели они вместе, а заходящее солнце одело склон холма и Эффель Брандир с его жилищами алым заревом, и царила вокруг глубокая тишина. И молвила Ниниэль:
— Имена всего, что есть, разузнала я ныне, кроме разве твоего. Как же зовут тебя?
— Турамбар, — отвечал он.
Она помолчала, словно прислушиваясь, не уловит ли смутного эха, а затем спросила:
— А что оно значит — или это просто твое имя и ничего больше?
— Значит оно — Победитель Темной Тени, — отвечал Турамбар. — И я тоже, Ниниэль, пребывал во власти тьмы, в которой сгинуло многое мне дорогое; теперь же, сдается мне, я превозмог тьму.
— А ты тоже бежал от нее куда глаза глядят, пока не добрался до этих приветных лесов? — спросила она. — И когда же спасся ты от тьмы, Турамбар?
— Да, — отвечал он, — бежал я много лет. А спасся тогда же, когда и ты. Ибо пока не пришла ты, Ниниэль, царила тьма, но с тех самых пор — сияет свет. И кажется мне, будто обрел я наконец то, что искал так долго и тщетно.
И, возвращаясь к себе домой в сумерках, говорил он себе:
— Хауд-эн-Эллет! С зеленого кургана явилась она. Не знак ли это — и как мне истолковать его?
Между тем золотой тот год пошел на убыль и сменился мягкой зимой, а следом настал новый благодатный год. В Бретиле царил мир; лесные жители затаились в чаще и домов своих не покидали; и никаких вестей не приходило к ним из окрестных земель. Ибо орки, что в ту пору стекались на юг под темное владычество Глаурунга либо посланы были шпионить к границам Дориата, стороной обходили Переправу Тейглина и на запад пробирались далеко за рекой.
Ныне же Ниниэль совершенно исцелилась, похорошела и окрепла, и Турамбар, не сдерживая себя более, попросил ее руки. И возрадовалась Ниниэль; но когда прослышал о том Брандир, заныло у него сердце и молвил он ей:
— Не спеши так! И не сочти меня недобрым, ежели посоветую я тебе выждать.
— Ничего, кроме добра, от тебя вовеки не видели, — отозвалась она. — Но почему даешь ты мне такой совет, о мудрый братец?
— Мудрый братец? — повторил он. — Скорее, хромой брат, нелюбимый, неприглядный. А почему — я и сам не знаю. Однако ж на этом человеке лежит тень, и страшно мне.
— Тень и впрямь была, — отозвалась Ниниэль, — он сам мне рассказывал. Но он спасся из-под власти тени так же, как и я. И разве недостоин он любви? Хотя ныне довольствуется он мирной жизнью, разве некогда не был он величайшим из вождей, при одном лишь виде которого разбежались бы все враги наши?
— Кто поведал тебе о том? — спросил Брандир.
— Дорлас, — отвечала Ниниэль. — Разве сказал он неправду?
— Воистину правду, — подтвердил Брандир, однако ж остался весьма недоволен, ибо Дорлас заправлял среди тех, кто призывал к войне с орками. Но по-прежнему искал он доводов, чтобы удержать Ниниэль, и сказал он так:
— Правду, да не всю; был он полководцем Нарготронда, а до того пришел с Севера: и говорят, будто он — сын Хурина Дор-ломинского из воинственного Дома Хадора.
И видя, что при упоминании этого имени по лицу Ниниэли скользнула тень, неправильно истолковал этот знак и добавил:
— Воистину, Ниниэль, права ты будешь, полагая, что такой человек скорее всего очень скоро опять отправится на войну, и, может статься, далеко от здешних мест. А ежели так, долго ли сможешь ты выносить разлуку? Остерегись, ибо провижу я, что ежели Турамбар вновь пойдет в битву, тогда верх одержит не он, но Тень.
