Удар был, пожалуй, даже слишком силен — крышка отлетела, но за ней последовали все четыре стенки ящичка, так что он совершенно развалился, подняв столб сухой и зловонной пыли.
Юта спрятала лицо в хламиду. Пыль осела, и среди деревянных останков ящичка обнаружились разлетевшиеся в беспорядке фигурки.
Конечно, это была настольная игра; фигурки были четырех видов и, наверное, разных цветов, но утверждать это наверняка было теперь невозможно. Выточенные из кости, с черными тусклыми глазками, они никак не напоминали ни драконов, ни людей — у некоторых из них было крыло, но только одно; другие сжимали в огромный кулак единственную руку, а третьи зато были устроены так сложно, что Юта, как ни пыталась, так и не смогла сосчитать их головы и хвосты.
Затаив дыхание, Юта наклонилась и двумя пальцами поддела ближайшую костяную фигурку. Та оказалась неожиданно тяжелой, и, отзываясь на прикосновение, глухо звякнула, будто в тулове ее перекатился бубенчик.
Принцесса испуганно уронила находку — та упала без малейшего звука. Воистину, у драконов все не как у людей…
Заинтригованная, она поборола желание сбежать и продолжила осмотр. Крадясь вдоль стен и разглядывая груды хлама, она, сама не зная почему, вдруг совершенно уверилась, что попала в детскую. В бывшую детскую.
Ковшики и скляночки… А это, кажется, остатки подвесной кроватки… Интересно, а были у Армана игрушки? Какой-нибудь тряпичный дракончик, с которым он засыпал в обнимку, или мячик, или кубики… Впрочем, зачем дракону кубики?
Юта вспомнила ту, в розовых занавесочках комнату, которая переходила от Юты к Вертране и потом к Май. Как бы она, эта заваленная куклами комната, выглядела после нескольких столетий под замком?
В углу под окном была клякса — будто кто-то расплескал горячий сургуч, а он так и застыл. Юта вздрогнула и прищурилась. Нет, не показалось — на краю кляксы ясно различим был присыпанный пылью отпечаток. Отпечаток детской руки.
Глухо зашумели крылья в драконьем тоннеле — это Арман возвращался в замок.
А вечером он обнаружил пропажу ключей.
Юта сидела на корточках перед камином. Он видел только половину ее щеки и кончик носа — остальное были растрепанные волосы да складки грубой ткани. Тень от каминной решетки оплела комнату причудливой сетью, подрагивающей в такт колебанию огня.
Юта повернула голову, и Арман встретился взглядом с плутовскими принцессиными глазами.
Она тут же придала лицу нарочито невинное выражение, и Арману пришлось признать, что притворяется принцесса ловко. Он ничего не сказал, но, прежде чем усесться на привычное место, развернул Ютино кресло и пододвинул поближе к своему.
Принцесса не знала, как расценить произведенную Арманом перестановку, и на всякий случай сделала вид, что ничего не заметила. Не оглядываясь уже на Армана, она продолжала задумчиво подкладывать дрова, так что скоро камин был завален доверху и огонь начал задыхаться под невыносимым грузом.
Арман молчал. Принцесса занервничала и принялась дуть в камин, чтобы исправить свою неловкость. Поднялась пыль. Юта прервалась, чтобы чихнуть и протереть засоренные пеплом глаза.
— А ты смелая девчонка, оказывается, — заметил Арман.
Юта опасливо уставилась на него одним глазом — второй приходилось ожесточенно тереть кулаком:
— Почему смелая?
Арман разглядывал теперь ее руки с обломанными ногтями. Ей, наверное, нелегко было управиться со всей связкой. Но какова бесстыдница! Смотрит на него покрасневшими от пепла, но совершенно смиренными глазами, а ведь весь день провела, нарушая его запреты!
Арман не выдержал и хмыкнул. Юта удивилась:
— Ты чего смеешься?
Некоторое время они смотрели друг на друга, и Юта почему-то смутилась.
— Садись-ка, — Арман указал Юте на кресло.
Юта вытерла руки о хламиду, поднялась, бочком обошла Армана и попыталась передвинуть тяжелое кресло туда, где оно стояло до вмешательства Армана. Увы, это было ей явно не под силу.
Некоторое время тишина нарушалась только пыхтением принцессы да потрескиванием огня, с трудом пробивавшегося сквозь воздвигнутую ею пирамиду из дров. Потом Юта сдалась.
— Устала? — спросил Арман, когда она, опять-таки бочком, влезла в кресло и отодвинулась в дальний его угол.
Она не ответила.
Волосы ее, подросшие за время заточения и небрежно сплетенные на спине в некое подобие косы, спереди растрепались и прикрывали лицо, так что вся принцессина прическа напоминала сейчас диковинный рыцарский шлем с забралом и щитками по бокам. Из прорези шлема глядели два смущенных, но и насмешливых глаза.
— Тебе не скучно? — спросил Арман.
Юта, никак не ожидавшая такого вопроса, заерзала:
— Скучно?
— Ты, верно, не привыкла к одиночеству, живя во дворце?
Юта пытливо на него уставилась — знает или нет? Арман умело изобразил чистосердечное неведение, и Юта успокоилась. Усмехнулась, посмотрела искоса. Шлем качнулся.
— Это спрашиваешь ты? Ты, пребывающий в одиночестве целую жизнь?
— Я — другое дело…
Он хотел продолжить, но она, конечно, бесцеремонно перебила:
— Почему?
Тут и Арману настало время смутиться.
— Почему ты — другое дело? — продолжала принцесса. — Где сказано, что драконы должны жить в одиночестве?.. Послушай, отодвинь кресло. Я не могу разговаривать вот так — нос к носу.
— Почему? — спросил Арман мстительно.
— Потому что я принцесса… Потому что ты чужой мужчина… То есть не мужчина даже, а…
Юта покраснела, как вареный рак, и выскочила из кресла. Прическа ее совсем рассыпалась.
— Интересно, — протянул Арман. — А кто же?
Юта не нашлась, что сказать, рассерженно махнула рукой и убежала.
Ночью ей приснился Остин, окровавленный, нанизанный на ужасный изогнутый коготь. Во сне она бежала, обливаясь слезами, и слезы ее обильно орошали соломенный тюфячок. Она проснулась, дрожа, и долго лежала в темноте, не смея заснуть. А когда снова задремала, то увидела Армана, прикорнувшего перед камином. Она видела, как спокойны опущенные веки, как расслаблена рука на подлокотнике, как доверчиво откинулась голова, обнажая шею… А рядом, на столе, Арманов нож, тот самый, которым он резал обычно вяленое мясо… Юта увидела нож в своей руке и представила дракона, парящего над морем. Убить дракона невозможно…
Арман спал. Сухие губы полуоткрылись, дыхание оставалось глубоким и ровным. Юта сжимала нож…
Затекшую руку ее свело судорогой, и она проснулась. Не было ножа, не было Армана. Сквозь решетку окна пробивался рассвет.
Он сказал ей, что устал и проведет день в своей комнате.
