— «Ты», — я улыбнулся.
— Гм, — он кашлянул. — Трудно было меня отыскать?
Я пожал плечами, давая понять, что для магов трудностей не существует; на самом деле мне действительно пришлось потрудиться.
— Вам, я вижу, надоели маги и аристократы? — усмехнулся я, оглядывая небогатый просторный класс.
Мой собеседник остался серьезным:
— В какой-то степени, Хорт… Если вы… если ты понимаешь. Маги и аристократы хорошо платят, но вообрази себе, что это за удовольствие — обучать физике твоего друга Ила…
— Воображаю, — сказал я.
— Да, — учитель воодушевился. — А здесь… жизнь скромнее, запросов меньше, но и претензий не так много… Спокойные поселковые ребятишки…
В дверь постучали; секунду спустя в классе появилось щекастое, очень внушительное с виду лицо, а за ним и брюшко, украшенное золотой цепочкой:
— Ах, господин Горис, вы очень заняты?
Вошедший был назначенным магом второй степени. Вероятно, местный комиссар; вероятно, «спокойные поселковые ребятишки» успели растрезвонить, что, мол, в школу явился с визитом некто наследственный внестепенной…
Учитель заерзал. Ему неудобно было оправдываться, объясняя, кто я такой; ему неудобно было оставлять меня ради разговора с комиссаром, но и пренебречь визитером он не мог никак.
— Нет-нет, — я поднял руки, демонстрируя полнейшую добрую волю. — Господин Горис, я обожду. Я понимаю, как вы заняты… Я буду ждать столько, сколько нужно.
В глазах внушительного господина появилось недоумение. Раньше он никогда не видел столь покладистых наследственных магов.
— Господин Хорт зи Табор — мой бывший ученик, — сообщил учитель смущенно, изо всех сил стараясь не лопнуть от гордости.
Комиссар расплылся в фальшивой улыбке:
— Рад, рад приветствовать, коллега… Я на одну минуту похищу у вас господина Гориса — вы не против?
Коллегу нашел…
Я ухмыльнулся.
Дверь за обоими закрылась, я остался один в просторном классе; прямо передо мной, на краю учительского стола, лежали книги в черных слепых обложках. От них слабо тянуло хозяйственной магией.
От нечего делать я взял в руки первый подвернувшийся том.
«Юный друг, видел ли ты, как синицы дерутся за вывешенный за окно кусочек сала? Знаю, что видел; заметил ли ты, как разнится их поведение? Одна птица спешит насытиться, у другой хватает сил оттеснить ее от кормушки, третья вертится рядом и демонстрирует силу… Третья всегда остается голодной.
Эта третья — воплощенная ошибка начинающего мага. Когда ему предлагают бросить молнию, он думает о молнии; когда ему предлагают вызвать дождь, он думает о дожде. Он думает о внешней стороне дела, он сыплет заклинаниями, он беспомощен… Друг мой, прежде чем решиться на магический акт, ты должен всем сердцем ощутить, чего ты хочешь. Ты должен твердо знать, к чему ты стремишься, и не вообще, а конкретно, сейчас, сию секунду. Не думать о дожде, но стремиться напоить посевы. Не думать о молнии, но желать смерти врагу.
И еще. Природа всегда сопротивляется магии; это сопротивление — признак того, что ты все делаешь правильно. Действие без сопротивления — мертво; преодоление препятствия умножает твою силу. Помни об этом…»
Я улыбнулся. Сунул книгу обратно в стопку; наугад вытащил следующую:
«…Всякая вещь на земле — всего лишь тень настоящей Вещи, и всякое магическое умение — лишь призрак высшей Воли, и в корне всякого заклинания лежит Корень — абсолютное Заклинание, сочетающее в себе Действие и Цель. (Я хотел бы, мой друг, чтобы ты переписал эти слова в свою рабочую тетрадку и перечитывал их как можно чаще — даже если подлинный смысл их пока что тебе непонятен. Помни — назначенный маг не получает мудрость даром, но собирает ее по крупицам. Трудись, мой друг, и тебе воздастся).
Некоторые невежды считают, что Корневые заклинания, сосредоточенные в Корневых предметах — и есть Абсолютные заклинания. Если бы это действительно было так — любой назначенный маг, вне зависимости от степени, имел бы возможность пользоваться этим даром; тем не менее, только наследственные лентяи могут владеть Корневыми заклинаниями и управлять ими. Разве Абсолютное заклинание поддалось бы размену, дроблению, спекуляции, как это сплошь и рядом происходит с заклинаниями Корневыми? Разве возможно — вдумайся, друг мой! — «разовое абсолютное заклинание»? Смешно звучит, не правда ли? И если ты услышишь, как кто-то утверждает, будто абсолютное заклинание и Корневое суть одно и то же — отойди от этого человека и никогда не разговаривай с ним о магии, ибо он не что иное, как невежественный болтун…»
Скрипнула дверь — вернулся Горис; я поспешно закрыл книгу:
— Прошу прощения, вот, полюбопытствовал на досуге…
Учитель смущенно улыбнулся:
— С этим специальным классом, с будущими господами назначенными магами не все просто… Я учу их естественным наукам, а трижды в неделю приходит господин комиссар… он, кстати, передавал вам наилучшие пожелания… он обучает их заклинаниям. Честно говоря, мне жаль этих детей, они все какие-то пришибленные…
— Вам здесь нравится? — поинтересовался я.
Учитель уселся на свое место. Поерзал на стуле, будто скрип рассохшегося дерева доставлял ему удовольствие:
— Здесь… гм. Это зависит оттого, с чем сравнивать… Скажем, такой ученик, как вы… как ты, Хорт, несмотря на некоторые особенности… особенности магии, когда она в детских руках…
И он улыбнулся; да ведь он ждет от меня предложения, понял я запоздало. Он сидит и ждет, чтобы я пригласил его учителем к своему ребенку; он думает, я ради этого разыскал его, с тем и пришел…
— Будь у меня дети, — сказал я так мягко, как только мог, — я бы непременно отдал их на обучение вам, господин Горис.
Он попытался мужественно скрыть свое разочарование, и это ему почти удалось.
— Стало быть, вы, Хорт… Нашли меня просто по старой памяти? Чтобы побеседовать… что же, тогда я приглашаю вас быть моим гостем. Я живу при школе, рядом…
— Я не стал бы беспокоить вас ради одних только воспоминаний, — сказал я, глядя ему в глаза. — Мне нужна точная географическая карта большого масштаба. Карта, включающая Мраморную Пещеру.
* * *
Ночью я проснулся от запаха зверьки.
Самочка хорька — она была совсем рядом. В моем сне.
Даже когда я открыл глаза и сел на слишком мягкой гостиничной кровати — даже тогда этот запах не покинул меня. Все еще висел в воздухе сладкими кисейными клочьями.
Травинки бьют по лицу… Смыкаются — и вновь распахиваются лопухи… Ароматы росы и крови, и — одуряющий запах бегущей впереди зверьки…
Я прижал ладони ко лбу, почти уверенный, что мне подослали наваждение; ничего подобного. Ни следа магии в тяжелом темном воздухе. Душная комната с наглухо задернутыми портьерами, никого… Только я — и зверька в моем воображении.
