* * *
В этот раз шли недолго, к полудню показалось впереди небольшое селение. На единственной улице — ни души, окна закрыты ставнями, двери в домах заперты, как будто столь жалкие преграды могут остановить нежить!
Видно, ужас лишил жителей последнего разума.
Лишь возле таверны стоят трактирщик да староста поселка. Староста трясется, держа в руках поднос с золотым кубком, так трясется, что темное столетнее вино, гордость здешних винных подвалов, плещется и на поднос, и на землю.
Зитаар подъезжает к старосте на своем вороном коне. Горят копыта, которые не касаются серой пыли дороги.
— Накормите всех, кто хочет есть… — отдает приказ Зитаар. — Тогда Мортис-с сохранит вам жизнь. На время. — Лицо рыцаря смерти искажается гримасой. Наверное, самому Зитаару кажется, что это усмешка.
Он берет с подноса кубок и одним глотком осушает, потом швыряет кубок в толпу, кто-то из людей ловит щедрый дар. В первый раз Дарган видит, что рыцарь смерти что-то пьет. Возможно, Мортис даровала ему не только чудо-коня, но и способность вкушать земную пищу — хмелеть от вина и ощущать вкус изысканных яств. Ведь безмясая богиня сохранила в сердце Зитаара способность любить и ненавидеть.
Дарган еще ниже натягивает на лицо капюшон плаща. Зитаар не должен его узнать. Неведомо, как сильна в сердце рыцаря смерти любовь, но вот ненависть его безмерна.
— Всех накормим, всех… — бормочет староста, а трактирщик распахивает двери таверны.
Неожиданно отряды нежити расступаются, и к таверне подъезжает всадник в изумрудных доспехах. Белые волосы всадника треплет ветер, на белом как снег лице не различить глаз, они тоже белые, только зрачки чернеют — как два прокола во тьму. Это вампир Носферату Лан-дуул, еще его называют «пьющий души». Все живые невольно пятятся, ощущая холод, идущий от всадника. Холод, который неотделим от ужаса.
— Я первым хочу отведать лакомые блюда! — заявляет Носферату и спрыгивает на землю.
Ему никто не перечит. Вампир заходит в таверну. Все ждут.
Дарган ощущает, как вибрирует медальон под одеждой. Дарган пятится. Боль на миг пронизывает его тело, хотя он давно не чувствует ни боли, ни жара, ни холода. Кто-то из живых солдат Мортис кричит, кто-то стонет, кто-то кидается бежать. Только нежить стоит недвижно. Трактирщик падает в пыль, староста хнычет, как малый ребенок или бессильный старик.
Лан-дуул выходит. Губы алы как кровь.
— Чудесные блюда… — Он улыбается и вскакивает в седло.
Никто не рискует войти внутрь. Дарган направляется к двери первым. Скрипит песок под каблуками, из дверей тянет холодом.
* * *
Внутри в самом деле холодно, как в склепе.
И как упокоенные в склепе, они лежат на полу и на скамьях — две девушки, женщина лет сорока и мальчишка. Похлебка в большом горшке подернулась коркой застывшего жира, будто весь день простояла на леднике. Вода в кувшине искрилась синеватым льдом, а сам кувшин треснул, и основание из зеленого стекла отделилось от пузатого сосуда. Огонь в очаге погас.
— Вампир выпил их жизненные силы… — бормочет трактирщик, на полусогнутых заползая внутрь, ковыляет, держась за стену, распахивает дверь в кладовую, шепчет:
— Жена, дочка, живы?
В ответ слышатся бормотание, всхлипывание, — значит, живы.
Женщины выползают чуть ли не на четвереньках. Лица бледны, как первый снег в месяц опавших хризантем, губы трясутся, глаза черны — так расширились от ужаса зрачки.
За женщинами выходит, шатаясь, мальчишка-прислужник, на нем поверх кожаного передника надета белая тряпка с грубо намалеванным восьмиконечным крестом — видимо, этим знаком парень надеялся защититься от нежити.
— А ну-ка, Сим, быстро разведи огонь! — приказывает трактирщик. Он нелепо суетится, мечется, не зная, за что схватиться, и делает вид, что не видит убитых Носферату. — У нас высокие гости, и они не любят ждать.
Дарган садится за стол. Староста буквально заталкивает в таверну двух бледных трясущихся парней — судя по сходству со стариком и возрасту — его сыновья. Те поднимают первое тело — это женщина — и выносят.
А в очаге уже трещат дрова, и плавится жир в горшке, а Сим, расплескивая, тащит из колодца ведро воды.
— Вино неси, а не воду! — хохочут гости, заполняя таверну.
Им навстречу, проталкиваясь, сыновья старосты несут тела двух девушек.
— Трупы в конюшню! — приказывает командир отряда.
* * *
Дарган сел в самом дальнем углу — там был маленький столик — как раз на одного; наверное, для какого-то особенного посетителя.
Два паренька лет по семнадцать (догадливые, на заднем дворе переждали визит Носферату) теперь носились как угорелые, таская с кухни миски с похлебкой, хлеб, колбасы, кружки с элем и вином. В маленьких белых бутылочках разносили подогретую рисовую водку. Местные сильно отличались от жителей Алкмаара — кожа светлее, черты мягче. И глаза у большинства серые.
Заметив Даргана, один из парней поставил перед ним кружку с элем и миску с похлебкой.
— Что-нибудь еще?
— Колбасы и хлеба… — буркнул Дарган.
Интересно, признал мальчишка в нем нежить или нет? Впрочем, это неважно: вряд ли парень на побегушках будет задавать вопросы — сейчас для трактирщика и его слуг главное — самим не пополнить ряды армии Мортис. Так что они согласны сделать что угодно — даже самолично заливать в гнилые рты гороховый суп и вино. Даргана непременно накормят, принесут, сколько велено, сухарей и копченого мяса. Сами потом будут голодать, но сейчас отдадут последнее, не споря.
Дарган попробовал похлебку. Как же странно: иногда он чувствовал вкус и запах, иногда — нет. А этих несчастных наверняка ждет впереди голодный год — пшеница лишь начала колоситься, а теперь все вокруг увянет и засохнет, полягут хлеба, невызревший хлеб осыплется на землю и не даст всходов. На следующий год они будут печь хлеб из соломы и отрубей, а кто совсем одуреет от голода, примется за человечину. Но пока они даже боятся думать — страх парализовал их, как яд виверны.
Мальчишка принес колбасы и хлеба.
Дарган помедлил, опустил руку в кошелек и извлек серебряную монету. Монет было когда-то ровно сто. Сто монет новобрачный должен был разбросать вокруг себя на счастье, сидя за свадебным столом. Дарган знал, что армия Мортис никогда и ни за что не платит. Но сейчас подумал про грядущий голод и достал монету.
— Не надо, господин… — в ужасе отшатнулся мальчишка.
— Бери! — ответил Дарган глухим голосом.
Мальчишка быстренько сунул монету в карман передника.
— Теперь исчезни.
Парень побелел как мел, попятился. Если честно, Дарган не собирался его пугать. Просто двое за соседним столом шептались, а мальчишка своими дурацкими замечаниями заглушал их голоса. Разговор же этих двоих заинтересовал Даргана чрезвычайно. Говорили они о том, о чем всегда говорят в армии Мортис, — о жизни и смерти. Больше о смерти. Или — о посмертии, если быть точнее.
