Но все равно он приехал в Неаполь с чувством облегчения, которое не уменьшалось даже от постоянного нытья Мелиссы, с чувством, что после многих лет изгнания он наконец возвращается домой.
Ему было неприятно, что город Мелиссе не понравился; еще более неприятно, что она не упускала ни единой возможности об этом напомнить.
— Все дело в том, — сказал он, когда они мрачно переодевались к ужину, — что ты с самого начала не хотела сюда ехать.
— Не хотела, что правда то правда, — ответила новобрачная. — Эта чертова скряга Диззи Флор-Харрингтон получила на медовый месяц целый остров в Тихом океане; Индия Скотт-Паркер и все свадебные гости поехали в монастырь в Гималаях; а Хамфри Пулитт-Джонс повез свою девушку на Южный полюс. А я что должна рассказывать знакомым, когда мы вернемся из свадебного путешествия? Что я поехала в Неаполь, чтобы у меня там украли сумку?
Джек не позволил себе наорать на нее. Вместо этого он увещевающе произнес:
— Ну, милая. Ведь у тебя и денег-то с собой не было.
Мелисса пронзила его взглядом.
— Это была вечерняя сумочка от Лулу Гиннесс, — резко ответила она. — Коллекционная!
— Понятно.
Спорить на самом деле не было никакого смысла. Даже если учесть, что за сумку платила не Мелисса — она в этом отношении похожа на королеву, горько подумал Джек, правда, у ее величества есть свои деньги, хоть она их с собой и не носит. Он умиротворяюще развел руками.
— Мы тебе другую купим, — сказал он, стараясь не думать о том, во сколько ему все это обойдется — извинения, подарки, походы по магазинам. — Только прошу тебя, милая, не надо кричать. В этих старых домах ужасно тонкие сте…
— И нечего мне вкручивать про всякое там очарование старины! — завопила Мелисса, игнорируя его слова. — Нищие и карманники на каждом углу, поперек улиц висит белье, ни одного нормального магазина на весь город, а если я увижу еще хоть одну пиццерию, черт бы их драл…
В этот момент кто-то замолотил в стену спальни, судя по звуку, тупым предметом — возможно, каблуком ботинка.
— Дорогая, это нечестно, — ответил Джек. — Откуда мне было знать, что ты буквально в одночасье вдруг заделалась вегетарианкой и перестала есть пшеницу. Если уж тебе обязательно нужна модная диета…
— Мой диетолог сказал, что у меня непереносимость!
— Ну что ж, значит, она у тебя развилась практически мгновенно. Еще три недели назад ты все это преспокойно ела.
Мелисса пронзила его взглядом.
— На случай, если ты не заметил, меня от пшеницы раздувает. А мяса цивилизованные люди не едят. Это практически убийство.
Джек, который любил бифштексы (и, по правде сказать, с самого прибытия в Неаполь с нетерпением ждал случая поесть мяса), почувствовал, что багровеет.
— Я что-то не видел, чтобы ты отказалась от куриного салата на свадьбе, — заметил он.
— Курица — не мясо, — высокомерно сказала Мелисса. — Это птица.
— Ай-яй-яй, какой же я дурак. Кто же не знает, что куры растут на грядке.
— Прекрати! Если ты жрешь как дикарь, это еще не значит…
— А как насчет рыбы? Рыбу-то ты ешь? Потому что, на случай, если ты не заметила, — мы в Неаполе и тут куча рыбных ресторанов…
— Я могу есть рыбу, — сказала Мелисса. — Я ее просто не очень люблю, вот и все.
— Ага, так рыба, значит, тоже овощ? Очень удобно. Ты знаешь, она еще и любовный пыл усиливает. По-моему, тебе совсем не повредит.
Мелисса все еще сверлила его взглядом, но теперь ее глаза наполнились слезами.
— Знаешь, Джек, иногда я думаю, что тебе следовало родиться рыбой, — сказала она, отворачиваясь. — Тебе бы очень подошло. Ты такой же холодный, склизкий и безмозглый.
Это была их первая супружеская ссора. Джек был зол на себя за то, что допустил ее, — на заседаниях совета директоров он редко терял самообладание, и участие в таком конфликте было для него нехарактерно. Нехарактерно и недостойно, думал он; в конце концов, женитьба — лишь первая ступень в его долговременных планах, для выполнения которых существенно, чтобы Мелисса и ее родня были им довольны. Сам посуди, уговаривал он себя, ты с таким трудом всунул ногу в дверь, так разве можно теперь этой дверью демонстративно хлопать? Да еще из-за ерунды какой-то. Боже мой, да пускай Мелисса ест что хочет. Джек сам очень любил поесть — эту слабость он изо всех сил прятал от коллег по работе, которые, кажется, питались одним кофе да сигаретами с фильтром. Но здесь притворяться было почему-то трудней. Может, из-за его итальянской крови. А может, виноват был воздух Неаполя, пропахший бензином, пеплом, морем, оливковым маслом и жареным чесноком (так похожим на запах секса, подумал Джек, еще один чуждый Мелиссе аппетит). Но все же, подумал он, вымещать это на ней нет никакого смысла. И в любом случае, чем быстрей они помирятся, тем быстрей начнут ужинать.
Однако, несмотря на все его добрые намерения, на восстановление романтического настроя ушел почти час. Портовый ресторанчик «У Розы» был, конечно, не «Плющ»,
[72]
но Мелисса, просмотрев меню, нехотя согласилась с тем, что кое-что из предложенного может быть съедобно. Отмахнувшись от тостов с анчоусами, caponata,
[73]
ризотто с морепродуктами, calamari fritti,
[74]
панцетты
[75]
и пиццы с лесными грибами, она заказала маленький кусочек морского окуня гриль (без соуса, без масла) и зеленый салат (заправку подать отдельно).
Джек, однако, проголодался. Может, из-за стресса, может, из-за морского воздуха. Как бы то ни было, он уплел дюжину устриц, большую тарелку тальолини с омарами и пару султанок с salsa verde.
[76]
Было восемь вечера, ресторан почти пустой — вечерний наплыв посетителей начнется в девять-десять, — и пухленькая жизнерадостная женщина, подавшая еду, заботливо, хотя и несколько навязчиво, стояла рядом, готовая принести еще хлеба, еще вина, если нужно. Ее круглое лицо одобрительно сияло, когда она забирала у Джека пустые тарелки.
— Был хорошо, да?
— Очень хорошо, — Он улыбнулся и ослабил ремень на пару дырочек, — Buonissimo.
[77]
