— Ну да, — с издевательской иронией протянул господин Илкасты. — Наслышан. Причем гаремов у него два. Один в срединном мире, из людей. Другой «дома» — кунсткамера из всевозможных тварей обоего пола. Жуть!
Высший скривился, изображая величайшее отвращение.
— Друзлт интригует потихоньку. Савр строит храмы… — продолжил Буллфер. — Все как обычно. Впрочем, говорят, будто у Некроса появился проводник.
Каракалл, размякший от отсутствия тревожных новостей, насторожился. Но произнес прежним насмешливо-презрительным тоном:
— У моего братца и раньше проводники были. Только он, тупица, пользоваться ими не умеет. Сжигает одного за другим. Я бы на его месте… — Демон замолчал, закусив тонкую губу, и взгляд его стал пустым.
«Соображает, как бы сам обращался с такими ценными людьми, — подумал турвон, и не сдержался от мысленного издевательства. — Естественно, обмотал паутиной и подвесил среди своих пауков».
— Говорят, этот — особенный, — небрежно заметил он. — Очень мощный. Такого никогда раньше не существовало.
Глаза Каракалла вспыхнули желтым. Под гладкой кожей человеческого лица пробежала волна. Казалось, еще мгновение и наружу прорвется его истинный паучий лик. Но Высший успокоился так же быстро, как и разозлился. Процедил сквозь зубы:
— Богата магией рэймская земля.
— Скажи, — Буллфер изобразил глубокую задумчивость, — Некрос намного превосходит тебя?
— Превосходит?! — Властелин Илкасты вскочил с кровати, пинком отбросил валяющуюся под ногами подушку. — Да! Он превосходит меня… в лени, тупости, убожестве!!
Демон с размаху опустился на постель, угодив точно на копошащегося под покрывалами питомца. Тот придушенно пискнул. Каракалл скривился. Перекатился на бок, запустил руку под одеяло, вытащил за лапу помятую зверушку и небрежно швырнул в сторону. Паук обиженно хрюкнул и медленно поковылял в дальний угол комнаты. Подальше от непостоянного хозяина.
Каракалл снова вздохнул, на этот раз печально, и признался:
— Я — третий после Некроса и Евграна.
— Почему так получилось? Ведь вы братья.
Сородич снова запустил пальцы в волосы. Медленно вытер губы ладонью и посмотрел на инквизитора внимательнее:
— Хочешь чего-нибудь выпить?
— Не откажусь.
Хозяин щелкнул пальцами, и перед гостем появился низкий столик с двумя чашами и запотевшим кувшином.
— Будь добр, налей мне тоже… Это неплохое вино. Кислит слегка, но в нем есть своя прелесть… О чем ты спрашивал? Почему Некрос — мой брат? А скажи мне, уважаемый турвон, ты помнишь, как появился на этот свет?
От неожиданного вопроса Буллфер замер, не донеся чашу до рта. Но справился с удивлением:
— Тебя, действительно, это интересует?
— Да.
— Обычно этот вопрос не поднимают в приличном обществе.
Каракалл растянул губы в улыбке, обнажая острые мелкие зубы.
— Я знаю. И все же. Как?
— Не помню. — Инквизитор нахмурился, чувствуя нарастающее раздражение. И, что удивительно, чувство беспомощности, возникающее всегда, когда он пытался вернуться мысленно к тем далеким временам.
— Совсем?
Была боль, огонь, текущий по всему телу. Красная пелена, ощущение чудовищного одиночества, тоски и отчаяния. Последнее чувство было настолько сильным, что душа пыталась съежиться в крошечный комок, чтобы отгородиться от невыносимой тягости.
— Совсем.
Каракалл понимающе улыбнулся:
— Единственное, что я запомнил в мгновение перехода из состояния небытия — это голод. Я был обессилен. Вокруг плескалась грубая, тяжелая энергия. Я знал, она поддержит меня, не даст умереть — и стал пить. С каждым глотком ее требовалось все больше. Но рядом копошился кто-то еще, такой же голодный, как я. Он выхватывал у меня лучшие куски силы и пожирал их сам. Тогда я испытал второе сильное чувство — ненависть. Вора, барахтающегося рядом, надо было уничтожить. Но я не мог добраться до него. Он оказался сильнее, совсем ненамного, но это немного… — Каракалл одним глотком осушил содержимое чаши и закончил хрипло. — Оно непреодолимо. Всегда. Потом, когда появилось зрение, я увидел его — мерзкую тварь с хищной мордой. Вместо носа — две дырки, лысая голова, остроконечные уши, косо прорезанная пасть с кривыми зубами, синюшнее тело со впалой грудью, выпирающие ребра, ободранные крылья и торчащие наружу обломки костей. А он увидел меня.
— Гигантского черного паука с ядовитыми челюстями… — пробормотал турвон.
— Нет. Это всего лишь один из наиболее эффектных образов… Не знаю, как я выглядел тогда. — Собеседник легкомысленно рассмеялся. — Вокруг были черные горы, камни, озера жидкой красной грязи и бордовое небо наверху. В его глазах горело отражение моей ненависти и этого неба. Мы бросились друг на друга. Вцепились. Рвали зубами, раздирали когтями… До сих пор помню вкус его мяса. Он был сильнее, хотя и я неплохо потрепал его. Потом мы расползлись в разные стороны, поливая землю кровью. Мир оказался большим… И пока нам хватало в нем места.
Буллфер без стука поставил чашу на стол. После рассказа Каракалла осталось странное беспокойство. Но что именно его вызвало, понять было трудно.
Господин Илкасты поднялся, вытащил из угла упирающегося паука. Сел, посадив его к себе на колени. Стал поглаживать по круглой спине. Питомец расслабился, вытянул щетинистые лапы, снова захрюкал довольно.
— Пока нам хватало в нем места… — повторил Каракалл задумчиво. На его лбу появилась глубокая складка. — Слушай, мы с тобой мило посидели, а теперь, извини. У меня дела.
— Ладно. — Инквизитор поднялся. — Еще увидимся.
ГЛАВА 9
Юлий
Родовое проклятье Гратхов — дурная кровь, красным бешенством наполняющая голову при сильном волнении, заглушающая голос разума и осторожность. Заставляющая в одиночку бросаться на десяток врагов и побеждать или гибнуть…
Кто бы мог подумать, что смирять ярость Гая научит мальчишка, семнадцатилетний сопляк-эллан, способный любого довести до злобного исступления одним лишь словом.
Преторианцу приходилось терпеть, молчать, успокаиваться. Он не мог позволить себе роскошь пререкаться с наглым щенком и злиться на его выходки. Он отвечал за жизни всех восьми… нет, теперь семи человек. И, в том числе, за жизнь самого малолетнего наглеца.
Критобул нашел отличное место для ночлега — крошечную поляну рядом с водой, закрытую со всех сторон густыми зарослями ветлы. Здесь можно было передохнуть, не оглядываясь через плечо каждую минуту. Огонь не будет виден с равнины, и патрули нелунгов не заявятся, привлеченные светом.
Когда телохранитель вернулся с охапкой сухих ветвей, Атэр уже сидел у костра и грел руки. «Решил посетить наше скромное убежище, прервав гордое уединение? — хмыкнул Гратх про себя. — Значит, успокоился. Или проголодался. — Преторианец ничуть не удивился, отметив, что эллан не сказал ни слова извинения за недавние несправедливые оскорбления. Так было всегда. — Ничего нового, — сделал вывод рэймлянин. — Безмерная самоуверенность и безграничное себялюбие».
