В небольшом кабинетике сидела Наташа, одетая в военную форму без знаков различий.
— Тебе, Наташа, очень военная форма идет, а конкретно — беретка, — слукавил я; остальная форма: и недлинная юбка защитного цвета, и уставной френч, не помню уж, как он называется, и сшитые на заказ сапожки — все было подогнано по фигуре, нигде не морщило и оттопыривалось только в нужных местах. Но гадость хотелось сказать ужасно, и мне пришлось приложить титанические усилия, чтобы сказать не гадость, а «полугадость». Полугадость от полуэльфа…
— Ты хоть представляешь, Корнеев, как сложно было подобраться к Ашмаи? — вздохнула Наташа, обходясь безо всяких там «Здравствуйте, присаживайтесь». — Вышли, наконец, на агента его, Стрекалова… Знаешь ведь, как «Крем» на женщин действует! Нужно было, чтобы и подозрений не возникло в том, что я не воспользовалась «Кремом». Думаешь, легко было?
— Неприлично так на комплименты напрашиваться, — ответил я на этот риторический вопрос. Некрасивая девушка, намазавшись «Кремом», становится красавицей. А красавица? И кто угадает, употребляет она наркотик или нет? Можно было догадаться… Это ж сколько народу в курсе? Иван Сергеевич уж точно… Желание сказать его дочурке гадость возросло на порядок.
— Ладно, не об этом сейчас… Смарагды мы у тебя изъяли. Они принадлежат княжеству, хоть ты их и испортил…
— Как же они твой портал не съели? — поинтересовался я у Наташи.
— Это особенность моего таланта… — усмехнулась девушка горделиво. Молода она еще, очень молода… — Расскажу, так и быть… В свой портал я ни капли магии не вкладываю. Ее с другой стороны нужно втюхивать, и в немалых размерах. Нас, как бы лучше сказать, «утягивает» в портал. Понимаешь? Не мы портал открываем, а на нас он открывается…
— А на нас… Ананас… — протянул я. — Кормежка предусмотрена? У меня с утра маковой росинки…
— Кто о чем, а вшивый о бане, — усмехнулась Наташа. — Ты зачем Стрекалова убил, ублюдок? За смарагды, конечно. Убил и ограбил…
— Наташа, тебе очень не идет, когда ты ругаешься… Такая молодая и красивая девушка, а ротик такими словами поганишь…
Наташе стоило огромных усилий не наорать на меня, но она справилась.
— Я не ругаюсь, — ответила она тихо. — Хоть мне с тобой и разговаривать-то противно…
— Хорошо, — легко согласился я, — не надо разговаривать…
— Надо, Федя, надо… — устало процитировала Наташа. — Как Стрекалова убил? Почему? И что с тела снял, кроме смарагдов?
— Все, что снял, у вас должно быть, — пожал я плечами, — проверьте по описи… И тетрадь тифлинга Игана отдайте! И объясни мне один моментик: как же два агента, убитых в мастерской у Глоина?
— Убитых? — зло переспросила Наташа. — Ты тела их видел? Лично?
Да как тела-то увидишь? Во всех городах Новых княжеств и в большинстве Старых закон один: крематорий, огненное погребение… Сразу после смерти, на всякий пожарный. А то мало ли что или кто в мертвое тело вселиться может…
— Нет, не видел, — признал я. — Вот, значит, как…
— Именно так, — сухо проговорила Наташа. — Ты же взрослый человек, почему веришь всему?
— На нос свой полагался… — признался я. — Василь Васильич, когда про агентов рассказывал, вроде не врал.
— А ты не подумал, что Василий Васильевич твой может быть не в курсе?
— Чего это он мой, когда он — ваш? — окрысился я.
— Ладно, не твой… Мы решили, что почти уже подобрались к Ашмаи через Стрекалова, как вдруг ты приезжаешь в Ананьино один…
— Виталю я убил в рамках самообороны, — честно ответил я. — Что у вас на него планы были, меня никто в известность не ставил. Так что упреки ваши не по адресу. Лучше нужно планы составлять…
Тут мне не к месту вспомнился судья-архонт, швыряющий в лицо своему помощнику гостевую книгу «Священного аэрбола», и я не смог его не процитировать:
— И обвинительное заключение надо лучше готовить…
В лицо Наташе, кажется, бросилась вся кровь — так она покраснела. Цветом лица на Паолу стала похожа… Кстати, о Паоле… Все, значит, смарагды изъяли? Ну-ну…
— Одного я в этой истории не понимаю… — Наташа совладала с собой, надо же! Я уж думал, что сейчас будет истерика. — Зачем ты вообще в это дело влез? Ну не влюбился же! Не смеши мои коленки!
Я молчал, уставившись в потолок. Пока делал вид, что плющу рожу в камере, как раз и думал об этом вот самом. Что сказать…
Пять лет преподавательского стажа. Пять лет рассуждений про то, что такое «честь» в литературном произведении. Пять лет анализа «рыцарских романов», столь популярных в Великоречье. Пять лет я читаю «композишнз» недорослей о том, как надо спасать «капитанскую дочку». Пять лет я повторяю одни и те же слова. Верю ли я в них еще?
Если бы наши «агенты» не погнали меня из Академии поганой метлой, я бы сам ушел. Потому что уже с трудом мог отличить, где «учительская», «менторская» позиция, а где моя, собственная, Петра Андреевича Корнеева. Поэтому, когда пропала Наташа, я воспринял это как вызов. Как шанс доказать, что «красивые слова» в моих «преподавательских» устах — не просто слова. Не просто бла-бла-бла. Ну а то, что Наташа — красавица, так вообще — подарок судьбы. Я себя знаю… Некрасивую девицу я тоже бы, наверное, отправился спасать, может быть… но красавицу — отправился спасать с энтузиазмом! А с энтузиазмом гораздо лучше ведь, чем без энтузиазма!
* * *
— Ты так боялся, что я возьму верх, что я заставлю тебя плясать под свою дудку… — Голос Витали был тягуч и насмешлив. Он был похож на пролитое клубничное варенье, медленно, но неотвратимо стекающее на пол кровавыми сгустками. Можно попробовать собрать варенье ложкой обратно в банку, но и вид его, и вкус безвозвратно испорчены. И наказания не избежать… — Ты так боялся меня, что предпочитал плясать под целый оркестр чужих дудок — лишь бы в их вое не слышать моего голоса…
— Замолкни, зануда! — А что я еще мог сказать…
— Ты плясал под дудку пристава, потом под дудку Тимохина, потом Семена, потом полуэльфа…
— Не такой уж и большой оркестр! Камерный, но уж никак не симфонический! А некоторые, не будем показывать пальцем, пляшут под чужую дудку не только всю жизнь, но и после смерти!
— Это ты на что намекаешь? — наконец-то мне удалось озадачить оборотня.
— На Ашмаи! — промурлыкал я самым своим вкрадчивым голосом. — Думаешь, я не вижу, как тебя корежит, когда я называю это имя!
Я не ожидал, что реакция Витали будет такой. Сперва его выгнуло в дугу, он стал надуваться, как пузырь, потом его оболочка лопнула, и из нее, шевеля множеством отвратительных лапок, стала выбираться черная мокрица исполинских размеров.
— Ящерица симпатичнее была… — проговорил я дрожащим голосом, всеми фибрами души желая поскорее проснуться. — Ящерица — это не только ценная кожа, но и…
