Довольная собой, Арманда удобнее устроилась на табурете и разгладила на коленях платье, из-под которого выглядывал краешек красной нижней юбки.
— Исподнее из красного шёлка, — усмехнулась она, заметив мой удивлённый взгляд. — Наверно, думаешь, что я — старая дура. А мне нравится это бельё. Я уже так долго хожу в трауре… как только надену что-нибудь приличное, сразу кто-то да умирает. Поэтому я, кроме чёрного, ничего теперь и не ношу. — Она посмотрела на меня со смехом. — А вот нижнее бельё — другое дело. — Она заговорщицки понизила голос. — По почте выписала из самого Парижа. Заплатила целое состояние. — Арманда затряслась в беззвучном смехе. — Ну что, шоколад-то будет?
Я приготовила крепкий чёрный шоколадный напиток и, памятуя о её диабете, лишь самую малость сдобрила его сахаром. Арманда, видя мою нерешительность, недовольно ткнула пальцем в предназначенную для неё чашку.
— Никаких ограничений! — распорядилась она. — Готовь, как полагается. Чтоб шоколадная стружка была, и ложечка для помешивания сахара, в общем, всё. Или ты тоже, как и все остальные, считаешь, что я выжила из ума? Разве я похожа на дряхлую старуху?
Я поспешила уверить её в обратном.
— Тогда ладно. — Она с видимым наслаждением глотнула крепкий подслащённый напиток. — Вкусно. Очень вкусно. Должно быть, бодрящий напиток, да? Так называемый стимулятор.
Я кивнула.
— Говорят, также усиливает половое влечение, — добавила Арманда, проказливо поглядывая на меня из-за чашки. — Мужчинам, что сидят в кафе, я посоветовала бы не терять бдительности. Любви все возрасты покорны! — Она пронзительно рассмеялась. Чувствовалось, что она взвинчена; её когтистые руки дрожали. Несколько раз она хваталась за свою шляпку, якобы поправляя её.
Я украдкой глянула на свои наручные часы под прилавком, но Арманда заметила моё движение.
— Не надейся, что он объявится, — бросила она. — Мой внук. Я так и так его не жду. — Но вид её свидетельствовал об обратном. Сухожилия на её горле вздулись, как у старой танцовщицы.
Мы немного посудачили о пустяках, обсудили ребячью идею о празднике шоколада — Арманда закатывалась смехом, когда я рассказывала ей об Иисусе и папе римском из белого шоколада, — поговорили о речных цыганах. Судя по всему, Арманда сама, на своё имя, заказала для них провизию. К великому негодованию Рейно. Ру предложил заплатить наличными, но она предпочла, чтобы он в благодарность залатал ей течь в крыше. Жорж Клэрмон будет в бешенстве, с озорной усмешкой доложила она.
— Он думает, будто, кроме него, мне не на кого положиться, — злорадствовала Арманда. — Такой же противный, как она, тоже вечно скулит об упадке, о сырости. На пару хотят выжить меня из моего дома, вот к чему клонят. Хотят, чтобы я променяла свой чудесный домик на какой-нибудь мерзкий приют для престарелых, где даже в туалет нужно отпрашиваться! — возмущалась она, гневно сверкая глазами. — Ничего, я им покажу. Ру прежде был строителем, до того, как стал речным бродягой. Со своими друзьями он из моего дома конфетку сделает. И я уж лучше честно заплачу чужим, чем позволю этому недоумку чинить мою крышу бесплатно.
Дрожащими руками она опять поправила поля шляпы.
— Я вовсе его не жду.
Её слова относились отнюдь не к зятю. Я глянула на часы. Двадцать минут пятого. Уже начинало темнеть. А ведь я была так уверена… Вот к чему приводит вмешательство в чужие дела, ругала я себя. Как же просто причинить боль — себе и другим.
— Я и не думала, что он придёт, — продолжала Арманда всё тем же бодрым безапелляционным тоном. — Она уж об этом позаботилась. Растолковала ему, что к чему. — Старушка начала слезать с табурета. — Я отняла у тебя слишком много времени. Должно быть…
— М-м-мне.
Арманда резко обернулась, чудом не опрокинувшись с табурета. В дверях стоял её внук. На нём джинсы и синяя спортивная фуфайка, на голове — мокрая бейсболка. В одной руке он держит маленькую потрёпанную книжку в твёрдом переплёте. Голос тихий и робкий.
— Мне пришлось д-дождаться, когда м-мама уйдёт. Она в п-парикмахерской. Вернётся не раньше шести.
Арманда впилась в него взглядом. Они не коснулись друг друга, но мне показалось, будто между ними сверкнул электрический разряд. Обоими владели сложные чувства, которые мне было трудно анализировать, но я ощущала исходящие от них душевное тепло, гнев, смущение, угрызения совести… и за всем этим — притаившуюся нежность.
— Ты же вымок до нитки, — нарушила молчание я. — Пойду приготовлю тебе горячее питьё. — Я направилась на кухню. Едва я удалилась, голос мальчика вновь зазвучал — тихо и нерешительно.
— Спасибо за к-книгу, — сказал он. — Я принёс её с собой. — Он вытянул её в руке, словно белый флаг. Потрёпанный томик, как и всякая книга, которую читают и перечитывают с любовью по многу раз. Это не укрылось от внимания Арманды, и черты её смягчились.
— Прочти своё любимое стихотворение, — попросила она.
Я возилась на кухне, наливая шоколад в два высоких бокала, мешая в них сливки и ликёр «Калуа», гремя горшками и бутылками, чтобы у бабушки с внуком создалась иллюзия уединения, и слушала, как мальчик декламирует. Поначалу он читал скованно, но постепенно его голос обрёл силу и ритмичность. Слов я не различала, издалека казалось, будто он произносит то ли молитву, то ли обличительную речь.
Я отметила, что, читая стихотворение, мальчик не заикается.
Я осторожно поставила на прилавок два бокала. При моём появлении Люк умолк на полуслове, глядя на меня с вежливым недоверием из-под падающей на глаза чёлки, словно пугливый пони, прикрывающийся гривой. Он церемонно поблагодарил меня и пригубил бокал, — больше с опаской, чем с удовольствием.
— Вообще-то, мне это н-нельзя, — неуверенно произнёс он. — Мама г-говорит, у меня от ш-шоколада высыпают п-прыщи.
— А я от него, того и гляди, подохну, — сострила Арманда.
При виде выражения лица внука она рассмеялась.
— Да будет тебе, парень. Неужели ты веришь всему, что говорит твоя мать? Или она настолько промыла тебе мозги, что у тебя не осталось и крупицы здравого смысла, унаследованного от меня?
Люк растерялся.
— Я… просто это о-она так г-говорит, — запинаясь, повторил он.
Арманда покачала головой.
— Если мне захочется послушать Каро, я попрошу её о встрече, — заявила она. — А вот тебе-то самому есть что сказать? Ты ведь умный парень, — во всяком случае, был не глуп когда-то. Ты сам что думаешь?
Люк глотнул из бокала.
— Думаю, она, возможно, преувеличивает. — Он едва заметно улыбнулся. — Ты з-здорово выглядишь.
— И, как видишь, без прыщей, — сказала Арманда.
Мальчик от неожиданности рассмеялся. Мне он так нравился больше. Его глаза выразительно зазеленели, на губах заиграла озорная улыбка, как ни странно, такая же, как у его бабушки. Он продолжал держаться скованно, но под его чопорностью я стала видеть живой ум и отточенное чувство юмора.
