– Нет, он сказал, что вы пожелали оставить меня. Госпожа герцогиня, герцог передал вам вот это, – Люсинда протянула письмо.
Пока я срывала печать, она успела зажечь от камина три свечи и поставила на стол. Все скромно, но удобно – стол, рабочие стулья и кресло подле него, кровать под балдахином, камин, от которого тепло и светло… И все равно я не понимала, зачем нужно загонять супругу в далекую Бретань в полуразрушенный замок, даже если сам собрался уезжать надолго.
В письме Арман повторял, что постарается скоро вернуться, и заклинал послушать его совет: во-первых, вести себя все это время как можно тише («вы найдете много приятного в конных прогулках, в здешней природе, в спокойной деревенской жизни; если будут нужны книги – Рене все привезет»), во-вторых, ни в коем случае (он даже особо это подчеркнул: «ни в коем случае») не возвращаться до его приезда в Париж.
Я чуть не отправила письмо в огонь, не дочитав. Нельзя же быть столь ревнивым, чтобы запрещать жене жить нормальной жизнью только потому, что он сам отсутствует в Париже! Но что-то заставило руку замереть, не донеся лист до огня. Взгляд зацепился за следующую фразу:
«В Париже НАСТОЯЩИЙ Арман-Шарль де Ла Порт. Как бы я ни был вам неприятен, поверьте, ваш настоящий супруг много хуже».
То есть?! Я смотрела на текст, пытаясь осознать, что это означает. Что такое «настоящий»? А Арман какой?
Мозг пытался уловить какой-то подвох, какую-то зацепку, которая объяснила бы все происходящее, но не мог. Казалось, что-то очень важное прямо передо мной, но я этого не вижу, и от того, смогу ли понять, зависит само мое существование.
Постепенно росло ощущение, что я в ловушке, в клетке, как мышонок, неловко сунувшийся за кусочком сыра. Но самым страшным было чувство одиночества. Если бы Арман сказал мне эту фразу раньше, я вцепилась бы в него мертвой хваткой и не отпустила от себя ни в будущее, ни в прошлое.
Хотя он что-то говорил, да, Арман ведь просил не возвращаться в Париж к мужу. К какому мужу, а он тогда кто?! У меня голова шла кругом. Позже я не раз задумывалась над тем, почему бы просто не послушать Армана и прожить тихо, как мышка в норке, когда усатый котище рядом?
Веселая ссылка
Перевоспитание началось уже через день. Нет, условия были вполне приличные, конечно, в рамках местных возможностей. Отказа я ни в чем не знала, а что было просить? Лошадь, седло, одежда – все было. О еде и тех же свечах и говорить не стоит. Даже оружие для фехтования, только фехтовать не с кем.
А моим воспитанием занялся священник из Ланьона. Он решил взять шефство над молодой особой, которую супруг поселил в заброшенном замке. Подозреваю, что супруг что-то наговорил священнику, потому что святой отец вопросов о причине моей столь странной жизни не спрашивал. Он был вполне добродушным и даже приятным, но лучше бы не появлялся.
Я уже нашла себе занятия по интересам, обнаружив, что Арман привез приличные книги и шахматы, в конюшне действительно хорошие лошади, а окрестности весьма живописны. Но меня так и подмывало что-нибудь устроить в пику Арману. Я не желала шокировать святого отца, священник просто подвернулся под руку.
– Мадам, полагаю, вы желаете вернуться в Париж?
Пришлось сделать паузу, чтобы не поинтересоваться в ответ, мол, а вам-то какое дело? Ответила уклончиво:
– Прежде всего, я желаю обнять свою дочь.
– А… супруга?
– Материнское чувство сильней любого другого даже у такой ветреной особы, как я.
Ему не удалось полностью скрыть свои сомнения. Что же такое святому отцу наговорил Арман?
– Все в руках господа…
– Вы не верите в мои лучшие чувства, святой отец?
И это вместо нормального «аминь».
– Верю, верю, – безо всякого энтузиазма заверил священник. Меня в ответ понесло.
– Мамой клянусь!
– Чем?! – обомлел святой отец.
Я быстро поправилась:
– Папой, – и на всякий случай уточнила, – римским.
– Кто… научил вас… так клясться?
– Моя наставница, – мои глаза смотрели честно-пречестно.
Он немного похватал ртом воздух и осторожно поинтересовался:
– Его Высокопреосвященство слышал подобные клятвы?
Врать так врать, пусть попробует доказать, что нет.
– Кардинал всегда говорил, что клясться можно чем угодно, Господь сам разберется в том, принять клятву или нет и нарушила ли ты ее.
На некоторое время у святого отца пропал голос и всякое желание меня перевоспитывать, но я зря надеялась, что надолго, упорный священник попался. Видно, рассудив, что это и есть его задание свыше, он принялся посещать замок дважды в неделю и подолгу беседовать со мной.
Это оказалось очень трудным заданием – во время бесед сохранять серьезный тон и не выболтать чего не нужно. Со вторым я справилась, а вот с первым не очень, бедолаге пришлось не раз креститься, отгоняя от меня витавших вокруг чертенят. Задание свыше выпало на долю святого отца нелегкое, пожалуй, если бы ему удалось перевоспитать меня, его назначили бы святым.
Тем более у меня появилась подруга, куда более беспокойная, чем я сама. Сидони де Курсель герцогиня де Ленонкур была так же молода, как я, так же беззаботна и так же находилась в опале у мужа, который грозил упечь супругу, если не исправится, в монастырь. О, это было то, что мне нужно, чтобы не сдохнуть от тоски в Тонкедеке!
Сидони тоже предпочла мое общество обществу кузины, старой девы, под начало которой ее отправили осознать неправильность поведения. Она без колебаний приняла мое предложение перебраться в замок, вернее в маленький домик, и составить мне компанию в моих занятиях и развлечениях.
Сидони, конечно, не Мари, но кое о чем с ней поговорить можно. Нет, не о временных переходах или жизни в будущем, а о… фехтовании, например. Она, как и я, обожала мужскую одежду, верховую езду и оружие. Не мушкеты, а клинки.
Вполне подходящая подруга для моего положения. Что ж, скучать тоже можно весело. Мы часами с гиканьем и смехом носились по округе, вызывая то ненужный интерес, то возмущение крестьян и жителей близлежащего Ланьона. Но нам наплевать, если нас загнали так далеко от парижских развлечений, нужно устроить их здесь!
Но все время ездить не будешь, мы отправлялись в уцелевшие помещения замка и разыгрывали настоящие спектакли, декламируя стихи (пригодилось мое знание Шекспира), под свое «ля-ля» выплясывали бальные танцы, сражались с деревянным оружием в руках. Однажды я не выдержала и… показала Сидони движения танго! «Кумпарсита» ей безумно понравилась, пришлось врать, что это испанский танец, который под запретом церковников.
Несколько дней мы танцевали танго, дурачась вовсю. О, это было восхитительно – выделывать па под мое «та-ри-да-ри-да пам-пам-пам-пам… та-ра-да-тарарам пам-пам!». Кто бы посмотрел…
