– Убедились?
Голос за спиной заставил буквально подпрыгнуть. Вечно он входит неслышно и через потайной ход!
– Вы же легли спать?!
– Но вы так настоятельно требовали новой встречи, что я решил – соскучились.
– Вы ошиблись, – я прошипела сквозь зубы. – Спешу сообщить, что вы зря распорядились сложить мои вещи, я никуда не поеду.
– Это все, что вы хотели сообщить? Не стоило вызывать меня, могли бы передать через Люсинду, она бы объяснила, что вещи уже собраны. Попробуйте заснуть, дорога предстоит дальняя.
Я буквально зашипела:
– Вы не можете отправить меня в Бретань, не поставив себя в смешное положение!
– Мне абсолютно безразлично, как к этому отнесутся ваши поклонники. И осуждение двора тоже безразлично, могли бы уже понять. Но мне важно, чтобы за время моего отсутствия вы не натворили глупостей и не испортили свою репутацию. Репутация матери несравнимо более ценна для дочери, чем отцовская. Вы будете ждать меня в Тонкедеке.
– А если не буду?
– То есть?
– Вы приставите ко мне охрану? Вдруг я решу удрать?
– Куда это вы удерете, в Париж?
– К Мари, например, в Рим.
– Потрясающая мысль. Послушайте меня внимательно: вы никогда не воспринимаете мои слова всерьез и потому попадаете в трудное положение. Анна, Мари вам не друг, осознайте это, наконец!
– Почему? – немного растерялась я.
– Попробуйте вспомнить, она хоть раз в чем-либо помогла вам, что в прошлый раз, что сейчас? Нет, только использовала в своих интересах. Мари не та, кем себя перед вами изображала, она не невинная овечка, моей прихотью занесенная в этот век. Вы спрашивали, что такого я написал ей, чтобы отказалась от короля? Пригрозил применить санкции. Мари хочет власти над временем, власти, на которую не имеет права. Не стоило позволять ей себя использовать.
– Но ведь вы сами помогали ей.
– Выйти замуж? Это не для нее, а для настоящей Марии Манчини, которая действительно счастлива со своим Лоренцо Колонна.
Я не сдавалась:
– Не вы ли оба раза собственноручно отправляли меня к Мари?
– В первый раз намеренно, она просила помощи. А второй вы напросились сами.
– Могли бы к кому-нибудь другому. Или предупредить, что я не должна быть здесь больше месяца, например.
Арман усмехнулся:
– Снова речь о Людовике де Меркере, только посмотреть, и все? Да, я допустил ошибку, дав вам обличье Гортензии Манчини и позволив остаться надолго. Это по моей вине вы не ушли вовремя. Но я исправляю, потому я здесь с вами. Потому мне нужно уйти на время.
Я не услышала последнюю фразу, все закончилось на предпоследней: «…потому я здесь с вами…» Вот и все, вот почему были эти страстные объятья, эти безумства, якобы любовь. А я-то думала! Размечталась, надеялась… Арман просто исправлял свою ошибку.
Гортензия Манчини должна была выйти замуж за Армана-Шарля де Ла Порта, ставшего герцогом Мазарини, и родить от него детей. Чтобы я не натворила чего-нибудь не того, Арман на мне женился, и у меня уже родилась дочь. Сколько там еще детей у Гортензии? Кажется, еще трое. Он будет стараться выполнить программу, и ему все равно, что при этом чувствую я сама? Просто исправляет ошибку…
Арман что-то говорил, но я уже не слышала.
– Эй, о чем вы задумались?
– Я поеду в ваш Тонкедек. Если бы вы еще привезли туда Шарлотту, то могли вовсе не возвращаться.
Он лишь вздохнул, но мне было все равно.
Я покорилась судьбе, просто не оставалось ничего другого. Конечно, Шарлотту никто не привез, даже спрашивать об этом не стала, ехала молча, словно сонная.
– Герцогиня, вы так расстроены тем, что вынуждены покинуть Париж?
– Нет, Ваша Светлость, только тем, что со мной нет дочери, и тем, то ничего не могу изменить или повернуть вспять.
– Что именно вы бы изменили?
– Не вышла бы за вас замуж… не задержалась бы и на день… не стала бы переходить в этот мир в этот раз… не стала бы делать этого и в первый раз… не пришла бы на улицу Вожирар… не пошла бы на рынок Ле Пюс…
– То есть не сделали бы ничего, что имеет отношение ко мне?
Я невесело усмехнулась:
– К вам? А кто вы и зачем вам я? Игрушка, опыт с которой оказался неудачным настолько, что пришлось отвлекаться, чтобы что-то исправить? Кстати, зачем вообще исправлять, оставьте меня в покое, я буду доживать как-нибудь.
Он взял мои руки в свои и не выпустил, когда я попыталась освободить.
– Анна, вы для меня вовсе не игрушка, и когда-нибудь, надеюсь, скоро, я вам многое расскажу.
– Не стоит открывать вселенские тайны недостойной. Главное, скажите, где моя дочь и как я могу ее забрать, и возвращайтесь в свой мир, Арман.
– Анна, меня не будет три месяца. Я вас очень прошу прожить их в Тонкедеке тихо, не привлекая внимания. Не осложняйте все больше, чем уже есть. Тонкедек не лучшее место, замок разрушен кардиналом Ришелье, кстати, там сохранился фехтовальный зал, сможете потренироваться…
– Угу, с Люсиндой. Благодарю вас за любезность, герцог. Вести себя тихо, незаметно и даже прилично не обещаю. Не привыкла, чтоб меня держали в разрушенных замках даже временно.
Он только вздохнул и мои пальцы выпустил. Больше разговоров о моем поведении и сроках пребывания не было. Может, передумал уходить сам?
Нет, не передумал, мало того, герцог пересел в седло, а когда я потребовала себе это же, покачал головой:
– Не стоит появляться в Тонкедеке в мужском платье. Вы должны произвести благоприятное впечатление.
Ну, это мы еще посмотрим! Я уже была готова устроить бунт, если не на корабле, так в Тонкедеке. Ничего, разрушенные замки тоже можно доразрушить. Мелькнула мысль, что, узнав о моем бунте, Арман вернется раньше. Как узнает и вернется ли – не задумывалась. Поживем – увидим.
Вдали вырастали донжоны замка Тонкедек. Да, разрушенные, это видно даже издали, но я уже не желала ни о чем спрашивать Армана, вообще не желала с ним разговаривать. Он просто бессовестно пользовался своим положением и моей от него зависимостью.
Арман прав, в Тонкедеке в самом замке сохранился прекрасный фехтовальный зал. Но жилых помещений просто не было.
– Где мы будем жить?
– Мы? – удивленно приподнял бровь герцог. – Я не намерен оставаться, а вы…
Он не успел договорить, я фыркнула, как кошка:
– Я ни в коем случае не имею в виду вас, Ваша Светлость, вы, понятно, будете жить в лучших условиях в Париже. Я говорила о нас с Люсиндой.
Армана этот выпад ничуть не смутил, он холодно кивнул:
