— Мастерское умение вводить окружающих в заблуждение издавна считается одним из твоих главных качеств, — заметил Чанди. — И еще: раньше ты считал, что можешь делиться со мной самым сокровенным.
— Как правило, ты был единственным, с кем я мог говорить по душам, — печально подтвердил Теодор.
— В таком случае почему бы не отождествить меня с Дядей Чанди?
— Тоже мне, «дядя», — усмехнулся Теодор. — По-моему, ты всего на пару лет старше меня, так?
Чанди продемонстрировал блаженную улыбку Будды:
— Что-то в этом духе. Хотя годы щадили меня далеко не так, как тебя.
Координатор, не выдержав, рассмеялся вслух:
— Вот ты уже начал подмасливаться ко мне, старый льстец. Что ты от меня хочешь?
— Помочь тебе.
Теодор отвел взгляд.
— Тебя гложет прошлое? — тихо спросил Чанди.
— Не бери в голову.
— Ты храбрый человек, Теодор-кун. Я первым сказал это еще давным-давно и сейчас повторяю снова. Но храбрость состоит также и в том, чтобы заглянуть, что у тебя здесь.
Толстяк похлопал по своей дородной груди.
Теодор покачал головой:
— Я никогда не мог по-настоящему на тебя разозлиться, хотя порой ты просто изводишь меня, И мне также прекрасно известно, что ты кто угодно, только не дурак, прощающий собственные ошибки, за какового тебя до сих пор принимают многие — так же, как и ты никогда не верил в то, что я совершенно никчемный человек, каким меня считал двор. И в первую очередь отец.
— Да-да, твой отец. Мы оба хорошо знаем, что он представлял из себя, так что я могу говорить о мертвом плохо, не опасаясь навлечь на себя твой гнев. Всю свою жизнь Такаши Курита вел с тобой игру, в которой было только одно правило; ты всегда проигрываешь.
— Со ка? — ледяным голосом спросил Тедди. Однако его лицо тотчас же смягчилось. — Хорошо, ты прав. Но к чему ты клонишь? Прошлого не изменить. И спрятаться от него я тоже не могу.
— Но ты можешь оставить его позади. Простить своего отца. Что гораздо важнее, может быть, ты простишь самого себя.
Теодор, прищурившись, оглядел своего кузена. Как много ему известно? Хотя Теодор в течение многих последних десятилетий и не был близок со своим так называемым «дядей», он все же никогда полностью не сбрасывал его со счетов — в отличие от Индрахара. Впрочем, сразу же после неудавшейся попытки устранить Чанди, предпринятой КВБ, «Сама Улыбка» коренным образом изменил свое отношение и к родственнику Теодора, и к его организации. В особенности к разведывательной службе Дяди Чанди, возглавляемой таинственным мирзой Питером Абдул-заде.
— До моих ушей дошли слухи, будто я убил своего отца, — небрежно заметил Теодор. — Ты в это веришь?
— Нет, Теодор-сама. Хотя, надеюсь, ты простишь меня, если я скажу, что и в этом случае не стал бы относиться к тебе хуже. Однако истина здесь не имеет никакого значения: ты и только ты можешь определить, что причиняет тебе страдания.
Наступила тишина. Теодор хотел, чтобы слова его кузена стекли с его спины подобно воде с панциря черепахи, однако он понимал, что это невозможно. В то же время ему хотелось спросить у Дяди Чанди: «Что мне делать?». Но Координатор молчал.
— Один путь заключить мир со своим прошлым лежит через мир с собственным сыном, — наконец заговорил Чанди.
— С сыном?
— С Франклином Сакамото. Он отказался от всех прав, вытекающих из его рождения; ты тоже больше не настаиваешь на его физическом устранении. Вы могли бы начать строить ваши отношения заново; объективных причин против этого нет. А ты почему-то заключил Сакамото под домашний арест.
«Бесполезно гадать, откуда он об этом проведал», — подумал Теодор. Но вслух он произнес:
— Это ради его же собственного блага.
— My, — ответил Чанди.
— Это было сказано в качестве ответа на бессмысленный вопрос: «Может ли у собаки быть душа Будды?» — раздраженно вспыхнул Теодор.
— Ты понял, к чему я клоню.
Бессильно откинувшись назад, Теодор покачал головой.
— Если ты к тому же окажешься последователем дзен-буддизма, я этого не вынесу, — рассмеялся он.
— Можешь не пугаться, — добродушно заметил Чанди. — «Роси» — это стрела, направленная в ад. Я же человек, привыкший к удобствам. Но вернемся к твоему сыну…
Звон колокольчика у двери известил о посетителе. То, что кто-то осмелился нарушить редкие минуты покоя Координатора, означало только одно: речь идет о неотложном деле.
— Войдите! — окликнул Теодор, испытывая одновременно недовольство и облегчение.
Дверь бесшумно скользнула в сторону. Вошедший шо-шо Хидейоши опустился на колени и приложил лоб к циновке.
Теодор удивленно посмотрел на него:
— В чем дело. Ода-сан? К чему эти церемонии?
— Мой печальный долг состоит в том, чтобы известить Координатора: Франклин Сакамото исчез.
— Исчез?
— Вероятно, господин, точнее будет выразиться «скрылся». его больше нет на вилле, и не осталось никаких следов вторжения извне и борьбы. Судя по всему, Сакамото бежал. Вина лежит исключительно на мне. В качестве искупления своей оплошности я прошу вас принять прошение об отставке.
Теодор поднялся на ноги.
— Достаточно. Никто не ожидал, что Сакамото попытается расстаться с твоей опекой — так что ничьей вины в случившемся нет, а если и есть, то лишь моя. Я не отдал тебе приказа обращаться с Сакамото как с пленником.
Сверкнув глазами, он повернулся к Дяде Чанди. Толстяк, печально покачав головой, вздохнул.
К тому времени, как Касси снова оказалась на улицах имперской столицы, декигоро-дзоку и их шумные пестрые вертолеты, словно по мановению волшебной палочки, исчезли с лица планеты. Не осталось даже никаких следов их пребывания. Возможно, было распространено официальное предостережение вести себя тише воды ниже травы. А может быть, банды подростков добились от взбешенных «кабальерос» всего, чего хотели. Воины Семнадцатого полка тоже куда-то подевались. Кого заманили назад в Эйга-тоси увещевания и угрозы командиров подразделений, кого пришлось уговаривать лично дону Карлосу. Кто-то успел попасть в полицейские участки и больницы. Но теперь на запруженных праздничными толпами улицах не было видно ни одного «кабальеро».
А вот кого оказалось с избытком, так это «вежливых внушителей». Служба поддержания общественного порядка, оголив провинцию — Амори, Йеовиль, Харатстон, Такаогучи в пустыне Нидзунен, — согнала всех своих сотрудников в имперскую столицу, чтобы справиться с наплывом гостей со всего Синдиката Дракона. После беспорядков, учиненных «кабальерос», полицейские власти, казалось, одели в полосатую форму всех, кого только смогли, — были отменены отпуска, «внушители» патрулировали город в две смены. Судя по округлым брюшкам, выпячивающимся из мундиров, затравленным глазам под белыми с красным ободком касками и затянутым в перчатки рукам, с опаской ощупывающих рычажки предохранителей короткоствольных шоковых пистолетов, многие полицейские вышли на улицы после долгих лет, проведенных в спокойствии кабинетов.
