Джесс продолжала давить, радуясь, что никто не видит ее позора.
– Если я найду деньги через год, вы придержите место для Танзи?
– Сомневаюсь, что это возможно. Или справедливо по отношению к другим кандидатам. – Секретарь помедлила, возможно внезапно заметив молчание Джесс. – Но, разумеется, мы отнесемся благосклонно, если Танзи когда-нибудь захочет подать новое заявление.
Джесс смотрела на пятно на ковре. Как-то раз Марти затащил в гостиную мотоцикл, и из него протекло масло. В ее горле встал ком.
– Что ж, спасибо, что поставили в известность.
– Послушайте, миссис Томас. – Тон женщины внезапно стал примирительным. – У вас еще неделя до того, как нам придется закрыть место. Мы придержим его до последней минуты.
– Спасибо. Вы очень добры. Но, по правде говоря, это лишнее.
Джесс это знала, и секретарь это знала. Рассчитывать не на что. Иные пропасти не перепрыгнешь.
Секретарь попросила передать Танзи ее наилучшие пожелания относительно новой школы. Прежде чем она положила трубку, Джесс услышала, как она ищет в списках следующего подходящего кандидата.
Танзи она не сказала. Она подозревала, что дочь уже знает. Два вечера назад Джесс обнаружила, что Танзи убрала все учебники по математике из своего шкафа и сложила вместе с оставшимися книгами Джесс на лестничной площадке верхнего этажа, аккуратно засунув между триллерами и историческими любовными романами, чтобы мать не заметила. Джесс осторожно извлекла их и спрятала в шкафу для одежды. Она не знала, чьи чувства щадит – свои или Танзи.
Марти получил письмо от солиситора и позвонил, возмущаясь и бурно объясняя, почему не может заплатить. Джесс сказала, что дело уже вышло из-под ее контроля. Сказала, что надеется цивилизованно все уладить. Сказала, что его детям нужна обувь. О приезде в гости Марти не говорил.
Джесс снова взяли на работу в паб. Девица из «Парижа» перебралась в «Техасские ребрышки», отработав всего три смены. В «Ребрышках» давали больше чаевых и Стюарт Прингл не хватал за задницу.
– Да и черт бы с ней! Она не умела затыкаться во время гитарного соло в песне «Лейла»
[21]
, – заметил Дес. – Все нормальные барменши знают, что во время гитарного соло надо помалкивать.
Четыре дня в неделю Джесс убиралась с Натали и избегала дома номер два в «Бичфранте». Она предпочитала драить духовки и тому подобную работу там, где мало шансов случайно выглянуть в окно и заметить дом с бойкой бело-синей табличкой «Продается». Если Натали и считала, что Джесс ведет себя немного странно, то ничего не говорила.
Джесс разместила объявление в местном газетном киоске, предлагая услуги мастерицы на все руки. «Любая работа, даже самая мелкая». Первый заказ поступил меньше чем через двадцать четыре часа: повесить шкафчик в ванной пенсионерке на Аден-Кресент. Пожилой женщине так понравился результат, что она дала Джесс пять фунтов чаевых, сказав, что не любит пускать мужчин в дом и что за сорок два года ни разу не предстала перед мужем без своего доброго шерстяного жилета. Она порекомендовала Джесс подруге из общежития для пожилых людей, которой надо было заменить стиральную машину и натянуть ковровое покрытие. Затем последовали еще два заказа, тоже от пенсионеров. Джесс отправила второй взнос наличными в дом номер два в «Бичфранте». Натали положила его в почту. Табличка «Продается» оставалась на месте.
Никки выглядел единственным по-настоящему жизнерадостным членом семьи. Казалось, блог помог ему обрести смысл жизни. Он писал в нем почти каждый вечер, рассказывал, как здоровье Нормана, болтал со своими новыми друзьями. Он сказал, что встретился с одним из них в реале, и расшифровал для Джесс – «в реальной жизни». Сказал, что «он ничего». Не в этом смысле. Никки собирался на дни открытых дверей в двух разных колледжах. Он спросил у своего бывшего учителя, как подать заявку на стипендию для малообеспеченных. И все выяснил. Теперь Никки улыбался часто, причем без уговоров. Он упал на колени от радости, когда увидел, как Норман виляет хвостом на кухне. Без малейшей неловкости Никки махал рукой Лоле из сорок седьмого дома, которая, как заметила Джесс, выкрасила волосы в тот же цвет, что и Никки, и играл соло на воображаемой гитаре в гостиной. Никки часто выходил в город. Его тощие ноги словно стали шагать размашистее, плечи не то что бы расправились, но и не были уныло опущены, как несколько недель назад. Однажды он надел желтую футболку.
– А куда подевался ноутбук? – спросила Джесс, зайдя в его комнату как-то днем и обнаружив, что Никки работает на старом компьютере.
– Я отнес его обратно, – пожал он плечами. – Натали меня впустила.
– Ты его видел? – не удержалась она.
Никки отвел взгляд:
– Увы. Его вещи в доме, но сложены в коробки. Сомневаюсь, что он еще там живет.
Этого следовало ожидать. И все же, спускаясь по лестнице, Джесс держалась за живот обеими руками, как будто ей врезали под дых.
38. Эд
Через несколько недель сестра отправилась с Эдом в суд. День выдался жарким и душным, и машины двигались с трудом, как будто от жары замедлилось само движение в лондонских венах. Эд попросил мать не приходить. С каждым днем им было все сложнее оставить отца одного хотя бы на время. Пока такси ползло по Лондону, сестра нетерпеливо барабанила пальцами по колену, упрямо выпятив подбородок. Она явно была напряжена больше, чем Эд. Он испытывал странное, неестественное спокойствие. В свете других предстоящих утрат, насущные проблемы казались незначительными.
В зале суда почти никого не было. Благодаря жуткому сочетанию ужасного убийства в Центральном уголовном суде, политического любовного скандала и публичного нервного срыва молодой британской актрисы двухдневный судебный процесс не стал важной новостью и привлек лишь судебного обозревателя из новостного агентства и стажера из «Файнэншл таймс». К тому же Эд уже признал вину, вопреки совету адвокатов.
Дина Льюис продолжала уверять, что ни в чем не виновата, но ее положение несколько пошатнулось благодаря показаниям ее знакомого банкира, недвусмысленно давшего Дине понять, что она собирается заняться инсайдерской торговлей. Банкир также смог предъявить электронное письмо, в котором предупреждал Дину об опасности, и ответное письмо, в котором Дина утверждала, что ее друг чересчур разборчив, назойлив и, по правде говоря, лезет не в свои дела. Или ему завидно, что у нее появился шанс разбогатеть?
Эд смотрел, как судебный обозреватель черкает в блокноте, как солиситоры наклоняются друг к другу, указывая на клочки бумаги, и все это казалось неожиданно скучным.
– Учитывая, что вы признали вину, я склонен считать ваш поступок обособленным преступным поведением без корыстной заинтересованности. Майкл Льюис – иное дело.
