– Будет весело, если мне ночью понадобится в уборную.
– Посиди на горшке перед сном. Ты уже большой мальчик.
Она велела Никки выключить телевизор в десять, чтобы не беспокоить Танзи, и оставила детей наверху.
Свеча давно догорела на колючем вечернем ветру, и когда они больше не могли разглядеть друг друга, то перебрались в дом и устроились в самом дальнем от миссис Дикинс и молчаливых стариков углу. Закончив обсуждать родителей и первую работу, они разговорились об отношениях. Джесс рассказала, как однажды Марти подарил ей удлинитель на день рождения и заявил: «Но ты же говорила, что он тебе нужен!» В ответ мистер Николс рассказал ей о своей бывшей, Ларе. Однажды в день ее рождения он заказал машину с водителем, чтобы отвезти ее на завтрак-сюрприз в роскошном отеле с ее друзьями, а потом на шопинг в «Харви Николс» с личным стилистом и неограниченным бюджетом. Когда они встретились за обедом, Лара с кислым видом возмутилась, что он не освободил от работы весь день. Джесс подумала, что с удовольствием врезала бы этой Ларе по ее размалеванной физиономии (она мысленно представила себе кого-то вроде трансвестита).
– Вы должны платить ей алименты?
– Не должен, но платил. Пока она в третий раз не заявилась в мою квартиру и не украла мою вещь.
– Вы ее вернули?
– Дело того не стоило. Если Ларе так хочется иметь трафаретный портрет Мао Цзэдуна – пусть забирает.
– Сколько она стоила?
– Кто?
– Картина.
– Несколько штук.
– Мы с вами говорим на разных языках, мистер Николс. – Джесс изучала его. – Вы поменяли замки?
Он неловко поерзал:
– Это всего лишь вещи… – Должно быть, Джесс поморщилась, потому что он спросил: – Ладно, а сколько вам платит ваш бывший?
– Нисколько.
– Нисколько? – Его брови взметнулись до самых волос. – Совсем ничего?
– У него все валится из рук. Нельзя наказывать человека за то, что у него все валится из рук.
– Даже если это означает, что вам и вашим детям приходится бороться за выживание? Вы правы: мы с вами разговариваем на разных языках.
Как она могла объяснить? У нее ушло два года на то, чтобы понять самой. Она знала, что дети скучают по отцу, но сама втайне испытала облегчение оттого, что Марти ушел. Она испытала облегчение оттого, что не надо больше беспокоиться, что он рискнет их будущим ради очередной непродуманной схемы обогащения. Она устала от его дурного настроения и от того, что дети постоянно его утомляют. Но больше всего она устала оттого, что вечно все делала не так. Марти нравилась шестнадцатилетняя Джесс – сумасбродная, импульсивная, безответственная. Затем он обременил ее ответственностью, и результат его не порадовал.
– Он встанет на ноги и снова будет вносить свой вклад. Но мы и без него справляемся. – Джесс посмотрела наверх, где спали Никки и Танзи. – Мне кажется, это поворотный момент. К тому же вы, наверное, не поймете, и все считают это чуточку странным, но мне повезло, что у меня есть дети. Они добрые и забавные. У них в голове куча идей.
Джесс налила себе еще бокал вина и сделала глоток. Пить определенно становилось все легче. Единственное, что ее волновало, – это зубная эмаль.
– У вас хорошие дети.
– Спасибо, – сказала она. – Знаете, я кое-что осознала сегодня. Последние несколько дней я впервые за долгое время по-настоящему провела с ними. Не работала, не хлопотала по дому, не делала покупки, не пыталась успеть все сразу. Так чудесно просто быть с ними, даже если это звучит глупо.
– Это не звучит глупо.
– И Никки спит. У него вечно бессонница. Не знаю, что вы для него сделали, но он кажется…
– О, мы просто немного уравняли чаши весов.
Джесс подняла бокал:
– Выходит, в ваш день рождения случилось и что-то хорошее – вы помогли моему сыну.
– Это было вчера.
Джесс немного подумала:
– Вас ни разу не стошнило.
– Ладно. Хватит.
Она толком не видела его, сидя рядом на скамье, но то ли от еды, то ли от четырех пинт пива вдобавок к коктейлю, то ли просто от отсутствия необходимости смотреть ей в глаза, мистер Николс наконец расслабился. Он откинулся назад, вытянув длинные ноги под стол. Его нога прикасалась к ее ноге. Джесс мельком подумала, что надо отодвинуться, но не отодвинулась, а теперь и вовсе не могла, ведь это было бы слишком нарочито. Она чувствовала электрическое прикосновение его ноги к голой коже.
И ей это нравилось.
Что-то случилось между пирогом с картошкой и последней парой бокалов, и дело не только в выпивке, и не в том, что они оказались вдали от мира, и не в том, что до пункта назначения оставалось рукой подать. Джесс толком не понимала, в чем дело. Ей хотелось, чтобы мистер Николс не испытывал гнева и отчаяния. Хотелось видеть его широкую сонную ухмылку, которая словно разряжала всю подавленную злобу и позволяла увидеть, каким он был бы, если бы с ним не случилось все это дерьмо. И когда он позволял себе улыбнуться, это было так чудесно и неожиданно, что Джесс невольно расплывалась в улыбке. И вот они сидели, тихо беседовали, прислушивались к гулу телевизора и приглушенным разговорам в баре и время от времени ухмылялись, как два идиота.
– Знаете, я никогда не встречал никого вроде вас, – сказал он.
Он смотрел на стол, явно погрузившись в раздумья. Джесс собиралась пошутить насчет уборщиц, барменш и прочего персонала, но у нее внезапно засосало под ложечкой. Она невольно представила напряженный треугольник его обнаженного торса в душе и задумалась, каков он в постели.
При этой мысли она испытала такое потрясение, что едва не заявила вслух: «Полагаю, было бы неплохо заняться любовью с мистером Николсом». Она отвернулась и залпом выпила оставшиеся полбокала вина, чувствуя горечь неудовлетворенности. Мистер Николс смотрел на нее:
– Только не обижайтесь. Я в хорошем смысле.
– Я не обижаюсь. – У нее порозовели уши.
– Просто вы кажетесь самым оптимистичным человеком, какого я когда-либо встречал. Вы практичны. Вы умеете чинить вещи. Похоже, вы никогда не жалеете себя. Если на вашем пути возникает преграда, вы перелезаете через нее.
– Падая и продирая штаны.
– Но не сдаетесь.
– Если мне помогают.
– Ладно. Я запутался в сравнениях. – Он отпил пива. – Я просто… хотел вам сказать. Я знаю, что наша поездка подходит к концу. Но она мне понравилась. Больше, чем я думал.
– Да. Мне тоже, – бездумно выпалила она.
Они еще немного посидели. Мистер Николс пялился на ее ногу. Джесс гадала, думает ли он о том же, о чем она.
– Знаете что, Джесс?
– Что?
– Вы перестали ерзать.