Мама не сводила глаз с машины, и по ее голосу было ясно, что она думает совсем о другом. Танзи заметила, что мама накрасилась, пока они ехали. Отвернулась от мистера Николса, открыла пудреницу и накрасила ресницы тушью, хотя каждый раз, когда машина подскакивала на кочке, у нее на лице появлялась черная клякса. Танзи не совсем понимала, зачем так стараться. Мама прекрасно выглядит и без туши.
– Мама? – окликнула она.
– Да?
– Получается, мы украли еду со шведского стола? С точки зрения математики мы взяли больше своей доли.
Мама с минуту смотрела под ноги, размышляя.
– Если это действительно тебя беспокоит, мы возьмем пять фунтов из твоих призовых денег, положим в конверт и отправим в гостиницу. Годится?
– Думаю, с учетом того, что мы взяли, лучше шесть фунтов. Возможно, шесть пятьдесят, – ответила Танзи.
– Значит, шесть пятьдесят. А сейчас придется как следует потрудиться и заставить этого старого толстого пса немного побегать, чтобы: а) он достаточно устал и проспал всю следующую часть поездки, б) возможно, это вдохновит его сходить в туалет и не пукать ближайшие восемьдесят миль.
Они снова тронулись в путь. Шел дождь. Мистер Николс в Очередной Раз Поговорил По Телефону с каким-то Сиднеем, обсудил курс акций и оживление на рынке и немного помрачнел, так что мама перестала петь. Все молчали. Танзи старалась не заглядывать в работы по математике (мама сказала, что ее от этого стошнит), а «Нинтендо» снова разрядился, так что Никки только смотрел в окно и вздыхал. Эта часть поездки, казалось, никогда не закончится. У Никки был один из «тихих» дней. Танзи хотела поговорить с братом, но по его виду было ясно, что он не хочет разговаривать, – он сжимал губы в тонкую линию и отводил глаза. Ноги Танзи липли к кожаным сиденьям машины мистера Николса, и она отчасти пожалела, что надела шорты. К тому же Норман в чем-то вымазался в лесу, и до нее время от времени доносился по-настоящему мерзкий запах, но Танзи не хотела ничего говорить. Вдруг мистер Николс решит, что с него довольно их вонючего пса и вообще их компании? Так что Танзи зажимала нос пальцами, стараясь дышать ртом, и отпускала ноздри только через каждые тридцать фонарных столбов.
Время шло. Небо прояснилось. Они проехали мимо Ковентри и покатили к Дерби с его кольцевыми дорогами и большими темно-красными фабриками. Танзи изучала пейзажи, которые становились все более суровыми. Цифры проносились у нее в голове короткими строками, и она пыталась делать мысленные подсчеты, не глядя на цифры, чтобы не стошнило.
У мистера Николса зазвонил телефон, и какая-то женщина немедленно принялась кричать на него по-итальянски. Он бросил трубку, ничего не сказав.
Мама сидела на переднем сиденье и считала деньги в кошельке. У нее было 63,91 фунта, но она еще не заметила, что один из десятипенсовиков на самом деле иностранная монета, так что у нее всего 63,81 фунта, если не сплавить кому-нибудь иностранную монету.
– Никки.
Он поднял взгляд. Мистер Николс наблюдал за ним в зеркало заднего вида.
– Возьми мой телефон, если хочешь. На нем мало игр, но можно зайти в «Твиттер», или «Фейсбук», или чем вы сейчас увлекаетесь.
– Правда? – Никки сидел, развалившись, но при словах мистера Николса резко выпрямился.
– Конечно. Он в кармане моей куртки.
Мама достала телефон и передала Никки.
– Только аккуратно, Никки, – сказала она.
– Я отключил PIN, – сообщил мистер Николс. – Делай что хочешь, только фильмы не скачивай.
– Круто.
Никки не улыбнулся – в последнее время он почти перестал улыбаться, подумала Танзи, – но явно был доволен.
– Тебе нельзя, Танзи, – сказала мама. – Не смотри на экран, не то тебя стошнит.
Танзи вздохнула. Иногда ее жизнь УЖАСНО скучна. Танзи попыталась спихнуть с колен тяжеленную голову Нормана, потому что у нее затекли ноги. Интересно, сколько времени нужно, чтобы доехать до Шотландии? Ей было очень, очень скучно, но она знала, что, если пожалуется, мама ответит: «Всем скучно, Танзи. Я ничего не могу поделать». Танзи задремала и ударилась головой об окно. Мама и мистер Николс разговорились. Похоже, они забыли, что в машине не одни.
– Расскажите о своей жене.
– Бывшей жене. Нет, не хочу.
– Почему? Вы ей не изменяли. И она, видимо, тоже, иначе вы бы сделали такое лицо.
– Какое лицо?
Короткая пауза. С десяток фонарных столбов.
– Не уверен, что вообще могу сделать такое лицо. Нет. Она мне не изменяла. И нет, я действительно не хочу это обсуждать. Это…
– Личное?
– Я просто не люблю обсуждать свою личную жизнь. Вы не хотите обсудить своего бывшего?
– На глазах у его детей? Отличная идея.
Несколько миль они проехали в молчании. Мама начала барабанить по стеклу. Танзи поглядывала на мистера Николса. Каждый раз, когда мама ударяла по стеклу, на его подбородке дергался маленький мускул.
– Тогда о чем мы будем говорить? Меня не слишком интересует программное обеспечение, а вас, вероятно, совершенно не интересуют мои занятия. И не могу же я каждую минуту тыкать пальцем в окно и восклицать: «Глядите, коровы!..» – (Мистер Николс вздохнул.) – Ну же. До Шотландии далеко. – (Молчание на тридцать фонарных столбов.) – Я могу спеть, если хотите. Мы все споем. Сейчас поищу что-нибудь…
– Лара. Итальянка. Модель.
– Модель. – Мама громко рассмеялась. – Ну конечно.
– Что вы имеете в виду? – мрачно спросил мистер Николс.
– Все мужчины вроде вас встречаются с моделями.
– В каком смысле – мужчины вроде меня? – (Мама поджала губы.) – В каком смысле – мужчины вроде меня? Говорите.
– Богатые мужчины.
– Я не богат.
– Ну конечно, – покачала головой мама.
– Я не богат.
– Полагаю, это зависит от определения богатства.
– Я встречал богатых людей. Я не богат. Обеспечен – да. Но до богатого мне далеко.
Мама повернулась к нему. Он и правда не представлял, с кем имеет дело.
– У вас больше одного дома?
Он нажал на гудок и крутанул руль.
– Возможно.
– У вас больше одной машины?
Он отвел глаза:
– Да.
– Значит, вы богаты.
– Ничего подобного. У богатых есть частные самолеты и яхты. У богатых есть прислуга.
– А я кто?
Мистер Николс покачал головой:
– Вы не прислуга. Вы…
– Кто?
– Воображаю ваше лицо, если бы я представил вас знакомым прислугой! – (Мама засмеялась.) – Моя служанка. Моя работница.
