– Доложишь?
Я промолчал.
Он тоже замолчал, посмотрел в окно. Сквозь запыленное, завешенное паутиной стекло виднелся тополь посредине двора, серый уже снег, и густые, по случаю яркого солнца, тени в углах.
– Весна пришла… – пробормотал Игорь, прислушиваясь к где-то тренькающей капели, переложил свой дипломат из руки в руку, тихо проговорил, стараясь не смотреть мне в глаза:
– Сергей, я тебе ничего больше не скажу… Извини, конечно, но… Я не то чтобы тебе не верю, просто у тебя своя работа, у меня своя. Давай не мешать друг другу работать…
– Да ты что, решил, что я побегу к Урусову стучать, что мой охраняемый объект Пашутин раскрыл мне важную коммерческую тайну? – возмутился я: – А на кой ляд ты мне все это выложил?
– Да ничего я не решил! – вдруг крикнул Игорь: – Просто… Невмоготу мне! Я чувствую – тут какая-то большая игра, и я – только пешка… Все, пошли, Иваныч уже заждалась, наверное.
Мы, молча, недовольные друг другом, спустились во двор, прошли под аркой и оказались на бульваре.
Машины не было! А в стороне, притулившись к бордюру, застыл серый микроавтобус. И что-то в нем мне очень не понравилось…
– Что за черт? – я постарался выглядеть не очень встревоженным, чтобы не пугать Пашутина, но на всякий случай взял того за рукав пальто: – Пошли-ка назад, во двор, перекурим пока!
Мы вернулись в узкое, вытянутое пространство двора, Игорь присел на обсохший уже бортик песочницы, подставив бледное лицо лучам яркого солнца. Я молча стоял рядом, курил, следя через арку – не приехал ли Иваныч?
А вокруг бушевал набирающий силу весенний день! Все громче, все яростнее звенела капель на солнечной стороне двора, все бурливее и многоводнее становился ручей, берущий свое начало под серыми, ноздреватыми сугробами у гаражей, и змеящийся к арке, через которую он вытекал куда-то на бульвар.
Я стоял и жмурился на яркое солнце, щуря глаза от множества бликующих окон, от блестящих луж, огненных переливов ручья… Хорошо!
Фиолетовая вспышка в чердачном окне дома напротив, мгновенная, быстрая, вернула меня в реальность.
Еще по занятием в «Щите» я помнил, что значит такая вспышка – фиолетовый «зайчик» дает только хорошая оптика – бинокль, подзорная труба, или… Или оптический прицел снайперской винтовки!
Повинуясь какой-то интуитивной внутренней команде, я резко схватил Пашутина за ворот пальто и сдернул с бортика песочницы, отшвырнув в сторону. Выстрела ни я, ни барахтающийся на талом снегу Игорь не услышали. Просто вдруг от песочницы, от сухой доски, на которой только что сидел Пашутин, отлетела длинная белая щепка, а посредине обнажившейся деревянной плоти появилась маленькая, словно просверленная, дырочка…
Я потащил кое-как поднявшегося Игоря к арке, постоянно оглядываясь, осматривая крыши и чердачные окна домов вокруг. Бликов, подозрительных движений или еще чего-нибудь, чем мог бы себя выдать неизвестный снайпер, больше не было. Я даже на секунду остановился, пытаясь сообразить, что к чему – стояла тишина, нарушаемая только звуками проезжающих по бульвару машин, да звенела капель с солнечной стороны крыш.
«Так, первым делом – сообщить!», – подумал я, вытаскивая телефон из кармана. Номер дежурного «ОО» у меня набирался в одно касание… Мобильник пошуршал, пискнул, но соединение не прошло. Я набрал телефон по цифрам – та же история: треск, шуршание, короткие гудки.
– У тебя мобила с собой? – спросил я Игоря, озираясь по сторонам.
– Да, но… Я на зарядку забыл поставить… – пробормотал бледный Пашутин.
– Бля, лучше бы ты чего-нибудь другое забыл! – я злился. Ситуация, в которую мы попали, была не просто дурацкой – дело пахло керосином, причем все сильнее и сильнее…
– Сергей… – начал было что-то говорить Пашутин, но я, наконец, принял решение, выхватил пистолет, свободной рукой завел Пашутина за себя, прикрыл его спиной, и таким порядком мы начали отступать к арке.
– Серега, сзади! – вдруг прошипел Пашутин мне в ухо. Я обернулся – в глубине арки появился крепкий, квадратный мужик, в черной кожаной курке, в кепке, с сумкой на плече. Шел он неторопливо, как бы вразвалочку, но в сумраке подворотни я заметил колючий, недобрый взгляд маленьких, каких-то рачьих глазок из-под низкого козырька. Раздумывать, опасен кожаный или нет, времени не было.
– Игорь, быстро – в подъезд! Я прикрываю! – я изменил направление нашего отступления, толкая Пашутина спиной к подъезду: – Из дома срочно звони по всем тревожным службам: пожарная, милиция, скорая помощь, горгаз! Вызывай всех сюда, наври, наплети чего-нибудь! Пусть все приедут, пусть тут будет тарарам со звоном! А уже потом звони Урусову, в институт! Давай, действуй!
Я с силой толкнул Игоря в одну сторону, потом в другую, мотая его на ходу, и сам мотаясь вслед за худой Пашутинской фигурой. С грохотом отлетел от стены кусок штукатурки, еще несколько пуль ударили в рыхлый снег у моих ног, туда, где я только что стоял – все же стрелять в движущегося человека, которого месяц учили, КАК надо двигаться под обстрелом, для снайпера оказалось трудной задачей!
Засечь, откуда лупит неизвестный стрелок, или стрелки, мне все никак не удавалось. Так же я не понимал, зачем нас с Игорем хотят убить? Если это люди «господина Никто», то им Пашутин вроде бы был нужен живым…
Мы наконец добрались до подъездной двери, но тут из подворотни вынырнул тот, кожаный, и все сразу изменилось. Из сумки появился короткий узи, и пустой, тихий двор враз наполнился грохотом очередей. Этот бил уже наверняка, стараясь не просто попасть, но обязательно – убить, нашпиговать свинцом, да и промахнуться с такого расстояния было трудно.
Закрыв собой Пашутина, я принял в бронежилет несколько пуль – счастье, что узи не стреляет такими «огурцами», как калашников, и мой универсальный «броник» выдержал попадания, хотя удары от пуль были весьма ощутимыми, не смотря на добрую сотню метров, отделявших нас от кожаного.
Игорь все время пытался что-то сказать мне, но было не до того – я вскинул на бегу пистолет, поймал черный силуэт кожаного на мушку, и вдруг заколебался – все же это не мишень в тире, это – живой человек, и просто так, с ходу выстрелить в него я не мог.
Кожаный, словно поняв, почему я замешкался, поднял узи на уровень глаз – до этого он лупил «от пуза», и тут я с тоскливой обреченностью понял – если сейчас выстрелю не я, то – в меня!
И все же в последний, короткий миг я чуть опустил ствол, и пуля попала кожаному в ногу, свалив его на мокрый асфальт, как подкошенного.
Стрельба стихла. Раненный боец умело откатился за выступ стены, но его узи молчал, бесшумный снайпер тоже затих, и я, воспользовавшись неожиданной паузой, затащил наконец Пашутина в подъезд, сразу забравшись на площадку второго этажа.
На Игоре лица не было от пережитого ужаса. Я быстро перезарядил свою беретту, добавив в обойму патрон – мало ли, вдруг потом именно одного и не хватит? Потом покосился на трясущегося Пашутина, резко рявкнул:
