– Тебе предстоит пройти курс физиотерапии и реабилитации. Доктор Бивен порекомендовал хорошего специалиста, который будет с тобой заниматься. Он считает, что совсем скоро ты будешь готова жить дома, самостоятельно.
– Дома, – тихо повторила Талли, пытаясь вспомнить, где же это.
Ей снилось, что она сидит на пляже в плетеном кресле, а рядом с ней Кейт. Но перед ними не серый, галечный берег острова Бейнбридж и не покрытые зыбью синие волны залива.
«Где мы?» – спрашивает Талли, и, пока она ждет ответа, по нефритовой воде разливается свет – он пронизывает все вокруг и становится таким ярким, что невозможно смотреть.
–
Когда кто-то толкнет тебя или скажет, что дело не в тебе, или когда заиграет наша музыка… Прислушайся, и ты услышишь меня. Я всегда буду с тобой и в твоих воспоминаниях.
Талли вздрогнула и проснулась. Она села так резко, что у нее перехватило дыхание, а головная боль усилилась.
Кейти!
Воспоминания нахлынули на нее, затопили. Она была с Кейти – где-то там, далеко, – держала ее за руку, слышала ее слова: «Я всегда буду с тобой. Когда ты услышишь нашу музыку или будешь смеяться до слез, знай, что я с тобой. Когда ты ночью закроешь глаза и начнешь вспоминать, я буду с тобой. Всегда».
Это было реальностью. Невероятно, но это так.
Это не наркотики, не последствия травмы и не ее фантазии. Это было на самом деле.
29
Следующий день был заполнен бесконечными анализами. Талли осматривали и ощупывали, возили на рентген. Всех изумляло, как быстро она восстанавливается.
– Ты готова? – спросил Джонни, когда приехал за Талли в день выписки.
– А где все?
– Готовятся к твоему возвращению домой. Это важное событие. Ты готова?
Талли сидела в кресле-каталке у окна в ее палате; на голову ей надели шлем – на случай падения. Рефлексы у нее были еще замедленные, и нельзя было допустить, чтобы она упала и ударилась головой.
– Да. – Слова приходили к ней медленно и возвращались с трудом, и она старалась отвечать кратко.
– Сколько их у тебя?
Талли нахмурилась:
– Чего именно?
– Не чего, а кого. Твоих поклонников.
– У меня нет поклонников, – со вздохом ответила Талли.
Джонни подошел к ней и повернул кресло-каталку к окну.
– Посмотри сама.
Она проследила за его взглядом. На автостоянке под окнами собралась толпа народу; над их головами покачивались разноцветные зонтики. Человек сорок, не меньше.
– Я не понимаю… – пробормотала Талли, но потом увидела плакаты.
МЫ ♥ ТЕБЯ, ТАЛЛИ ♥!
ПОПРАВЛЯЙСЯ, ТАЛЛИ ХАРТ!
МЫ ВСЕГДА В ТЕБЯ ВЕРИЛИ!
– Это мне?
– Твое выздоровление стало сенсацией. Репортеры и поклонники стали собираться тут, как только распространились слухи.
Толпа людей стала расплываться перед глазами Талли. Сначала она подумала, что пошел дождь, но потом поняла, что вспоминает все, через что ей пришлось пройти за последние годы, и плачет, увидев свидетельство, что ее не забыли.
– Они любят тебя, Талли. Я слышал, что Барбара Уолтерс хочет взять у тебя интервью.
Она не знала, что ответить, хотя это было не так уж и важно. Джонни взялся за резиновые ручки кресла-каталки и вывез ее из больничной палаты. Талли окинула палату прощальным взглядом.
В вестибюле Джонни остановился и поставил кресло на тормоз.
– Я быстро. Избавлюсь от поклонников и репортеров.
Он оставил Талли у стены, спиной к вестибюлю, и вышел через стеклянные двери, автоматически раскрывшиеся перед ним.
В этот августовский вечер светило солнце и одновременно шел дождь. Местные жители называли дождь при солнце «слепым».
При появлении Джонни все камеры нацелились на него. В толпе мерцали вспышки фотоаппаратов. Плакаты: «МЫ ♥ ТЕБЯ, ТАЛЛИ ♥!», «ПОПРАВЛЯЙСЯ, ТАЛЛИ ХАРТ!», «МЫ ВСЕГДА В ТЕБЯ ВЕРИЛИ!» – медленно опустились.
– Я знаю, что вам известно о чудесном выздоровлении Талли Харт. Врачи больницы Святого Сердца, и особенно доктор Бивен, сделали все возможное, и я хочу от ее имени поблагодарить их. А еще я хочу поблагодарить ее многочисленных поклонников, которые молились за нее.
– Где она? – выкрикнул кто-то.
– Мы хотим ее видеть!
Джонни поднял руку, призывая к тишине.
– Я уверен, вы поймете, что все силы Талли теперь отдает выздоровлению. Она…
Толпа охнула. Стоящие пред Джонни люди повернулись к дверям больницы. Фотографы принялись отталкивать друг друга, снова замерцали вспышки.
Талли сидела в кресле-каталке на крыльце больницы. Двери за ее спиной закрывались и открывались. Она задыхалась, а кресло стояло боком – у нее не хватало сил, чтобы равномерно двигаться вперед. Капли дождя падали на шлем, оставляли влажные пятна на ее блузке. Джонни подошел к ней.
– Ты уверена? – спросил он.
– Абсолютно… Нет. Но это не важно.
Джонни выкатил ее вперед, и толпа смолкла.
Талли смущенно улыбнулась:
– Я выглядела и получше.
Одобрительный гул пронесся над толпой. Плакаты снова взлетели вверх.
– Спасибо, – сказала она, когда шум наконец стих.
– Когда вы вернетесь в студию? – выкрикнул кто-то из репортеров.
Талли окинула взглядом толпу, потом посмотрела на Джонни, который так хорошо ее знал, который был рядом с ней с самого начала ее карьеры. По его взгляду она поняла: Джонни вспоминает ее честолюбивой двадцатилетней девчонкой, которая месяц за месяцем посылала ему свое резюме и работала бесплатно. Он знает, как сильно ей хотелось стать знаменитой. Черт возьми, она отказалась от всего ради любви незнакомых людей.
Талли набрала полную грудь воздуха и ответила:
– Никогда.
Ей хотелось объяснить, сказать, что она покончила со славой, что слава ей больше не нужна, но никак не могла найти все эти слова и расставить в нужном порядке. Теперь она знала, что на самом деле ей нужно.
Толпа зашумела, и на Талли посыпались вопросы.
Она повернулась к Джонни.
– Я никогда так тобой не гордился, – тихо произнес он, так чтобы не слышали остальные.
– За то, что сдалась?
Он коснулся ее щеки, и от этого нежного прикосновение у нее замерло сердце.
– За то, что никогда не сдаешься.
Игнорируя вопросы, летевшие из толпы, Джонни развернул кресло-каталку и повез Талли обратно в вестибюль больницы.
