Для того чтобы почувствовать остроту ситуации, любезный
читатель может представить в десяти сантиметрах от своего лица глаза рыси.
— Я… я… — пробормотал Геннадий, лихорадочно
нащупывая правильный ответ, — не могу сказать, чтобы мне это особенно
нравилось, сэр…
Буги отпрыгнул, захохотал и воздел к потолку сжатые кулаки.
— Баронесса де Клиссон! Королева! Ее папаша до сих пор
по ночам торгует лапшой в Иокогаме, а мамаша тачает сапоги в Триесте.
— В то время, как вы, сэр, истинный Буги! —
вдохновенно подхватил Геннадий. — Стопроцентный, неповторимый Буги!
Ричард опорожнил одним махом еще одну бутылку благородного
напитка и засветился изнутри, как китайский фонарь. Он вдруг встал на кончики
пальцев, на пуанты, и сделал посреди кабинета медленный балетный поворот.
— Посмотрите на эту фигуру, Джин Стрейтфонд! —
почти запел он. — Разве отсутствует в ней величавость, разве не
присутствует в ней державная осанка? Посмотрите на эту шею, Джин Стрейтфонд, на
этот мощный и тугой мускулюс! Разве не похож он на звенящий от напряжения вант
адмиральского корабля? Посмотрите, Джин Стрейтфонд, на этот гордый чеканный
профиль! Разве не достоин он украшать денежные знаки, разменную монету и
ассигнации?
Буги слегка подпрыгнул, хлопнул в ладоши и закружился в
странном танце под одному ему слышимую чудовищную музыку.
— Крочи, мой мальчик, крочи, чурочи рикотуэр! Малази
холионон кукубу! Буги не будет мальчиком на побегушках! В дебрях Лабрадора
живет принцесса Вуги, он женится на ней, и на Больших Эмпиреях воцарится
династия Буги-Вуги. Фреомоностр чу ра!
Глядя на этот танец, Геннадий подумал, что в клинике доктора
Сильвестра Лафоню есть, по крайней мере, один человек, нуждающийся в серьезном
психиатрическом лечении.
Глава 12
в которой снова рокочут авиационные моторы и гремит
автоматическое оружие
Небольшой двухмоторный самолет фирмы «Локхид» медленно полз
в огромной тропической ночи, словно невидимый вирус, попавший в бутылку чернил.
— Простите меня, Джон, но вы довольно забавно выглядите
в шлемофоне, — сказал Геннадий Силачу-Повесе.
Самолет шел на автопилоте, и поэтому Джон Грей и Геннадий
могли свободно болтать. Джон Грей покуривал, мельком взглядывал на приборы.
Геннадий сидел рядом в кресле второго пилота. Сзади, в фюзеляже, храпели на
мешках со снаряжением молодчики команды Пабста.
Силач-Повеса поправил длинные свои локоны, выбившиеся из
шлемофона, подкрутил усики, погладил бородку.
— Милый Джин, — улыбнулся он, — люди, которые
осмеливаются подшучивать над моей внешностью, недолго задерживаются на этом
свете, а мне самому моя внешность очень нравится. Что касается вас, то вы, мой
друг, тоже довольно странно выглядите в кресле второго пилота. Согласитесь, что
вам больше бы подошел уютный детский горшок.
Оба беззлобно посмеялись. За две недели подготовки в клинике
для душевнобольных они успели подружиться. Легендарный Джон Грей — Силач-Повеса
нравился Геннадию своими вежливыми манерами, мягкостью, странной для наемника
задумчивостью. Оружием и техникой он владел действительно безупречно и обладал
невероятной, чуть ли не сверхъестественной силой. Непонятна была только вторая
половина его прозвища — никаких свойств повесы Геннадий за ним не заметил. Все
свободное время Джон Грей проводил в своей койке за чтением Британской
энциклопедии или стихов Т. С. Эллиота. Непонятно было также, как этот мягкий,
добрый джентльмен попал в компанию отпетых бандитов.
Мальчик понравился бывалому Грею своей смелостью, ловкостью,
прямотой и целеустремленностью, которая не ускользала от наблюдательного
Силача-Повесы.
Итак, они сдружились, что называется, сошлись на короткой
ноге, и вот теперь сидели вместе в пилотской кабине, в слабо освещенной
железной коробке, ползущей в черном небе над черным океаном.
Это был последний этап утомительного пути из Британии на
Большие Эмпиреи. Из Лондона их команда вылетела рейсовым самолетом компании «ВЕА»
в Барселону под видом туристов, интересующихся боем быков. Из Барселоны на
странной моторной яхте они отбыли как любители рыбной ловли, члены профсоюза
текстильщиков, на крохотный, почти безлюдный островок, имевший тем не менее
взлетно-посадочную полосу. Там они погрузились в этот самолет, пилотировать
который взялся Джон Грей — Силач-Повеса. Они сделали несколько посадок в разных
странах на тайных аэродромах и вот теперь с дополнительными баками горючего
совершали многочасовой перелет над океаном.
— Джон, я давно хотел задать вам один важный
вопрос, — сказал Геннадий.
— Я знаю, — невозмутимо ответил
Силач-Повеса. — Вы давно хотели спросить, что у меня общего с людьми вроде
Гориллы Пабста.
— Правильно, — удивился Геннадий.
— Видите ли, Джин, — Силач-Повеса пощипал свои
усики, — по своей натуре я авантюрист. Такова и моя профессия, сэр, я —
авантюрист. В Латинской Америке я участвовал по меньшей мере в семи так
называемых революциях, связывался с разными темными личностями, они приходили к
власти, а я сматывался. Брось, Джон, говорил я себе, что толку во всех этих
опереточных революциях, кому от них польза — народу, тебе, Рите, крошке Нелли?
Но, увы, такова моя натура, и профессия моя такова. Тянет меня к авантюрам, и
все!
Последний раз я ввязался в одно совершенно сумасшедшее дело,
но оно, к сожалению, кончилось крахом.
— Что же было дальше? — осторожно спросил
Геннадий.
— В Порт-о-Пренсе я нанялся матросом на старый
ллойдовский пароход, идущий в Европу, а в Европе… э-э… — Джон Грей махнул
рукой, — чем мне только не пришлось заниматься: был мусорщиком, пел в
паршивом ресторанчике за тарелку супа, таскал мешки с цементом на товарных
станциях. Все мне стало безразлично. Кто бы мог узнать Джона Грея, который «за
всех заплатит, который всегда таков». У Риты и крошки Нелли хватило Такта
оставить меня в покое.
Потом мне вдруг повезло. Я поступил в школу парашютистов
знаменитого Жака Дюбура. Вот это была жизнь! Ребята были все высшего класса,
особенно один летчик, швейцарец Герман Гейгар, царство небесное его отчаянной
душе. — Силач-Повеса перекрестился. — Последний год я работал
трюкачом на киностудии Лауристини, неплохо зарабатывал, начал даже оказывать
материальную помощь Рите и крошке Нелли. Ну, а потом услышал, что собирается
новая освободительная экспедиция. Не выдержала моя авантюристическая натура, и
вот вы видите меня, сэр. за штурвалом этого самолета.
