— До сих пор не научились вести себя в обществе,
полковник! — Она повернулась к Геннадию и, пораженная его взглядом,
воскликнула: — Что с вами, мой мальчик?
— Там, — в ужасе закричал Геннадий, показывая на
удаляющегося «Алешу Поповича», — там осталась моя коллекция марок!
Да, дорогой читатель, в чем нельзя отказать моему герою, так
это в присутствии духа и находчивости!
Глава 8
которая на своем убедительном примере показывает, что голоса
логики и разума порой могут потонуть в неистовом шуме сбитой с толку толпы
Что же произошло? Почему «Алеша Попович» неожиданно покинул
гавань Оук-порта? Можно ли представить себе, что советские моряки бросили в
беде своего товарища? Нет, этого представить нельзя.
Николай Рикошетников, обойдя все, как ему казалось,
помещения сената в поисках Геннадия, выбежал на площадь и оказался в центре
событий, развязанных мрачными хулиганами с Карбункла.
Площадь кишела людьми. Местами возникали стычки, переходящие
в кулачный бой. Ораторы, взобравшись на фонарные столбы, кричали в толпу.
Ревели моторы мотоциклов. Группа мужественных горожан, взявшись за руки,
защищала свою святыню — памятник Серхо Филимоныч Страттофудо.
Рикошетников помчался на судно, мигом собрал совещание
комсостава. Половина экипажа была направлена в город на поиски пропавшего
мальчика. Всем морякам было строжайше заказано выспрашивать о мальчике у
местных жителей и тем более называть его имя. Рикошетников боялся, и не без
основания, что «копальщики» могут узнать о пребывании в городе потомка
благородного русского адмирала и устроить на него настоящую охоту.
Тем временем возвратились с тренировки судовые футболисты.
Они рассказали, что большинство публики горячо их приветствовало, а меньшинство
наоборот ~ бросало в них дохлых крыс, пищевые отбросы и- увядшие цветы.
Меньшинство это было весьма ретиво и затянуто в черную кожу. Рассеялось оно
только тогда, когда появился гигант в плавках из леопардовой кожи — лучший
футболист всех времен и народов, добродушный, но неразговорчивый Рикко Силла.
Поиски Геннадия продолжались несколько часов и не дали
никаких результатов. Потрясенный Рикошетников решился тогда на крайний шаг — он
снова отправился в сенат.
В сенате уже все спали. Семижильный «резинщик», похрапывая,
тянул свое:
— В свете изложенного, опираясь на параграф девяносто,
пункт «Д», отдела восемнадцать, можно категорически заявить, что производство
пуговиц на территории республики может быть разрешено только лицам, доказавшим
свою способность к оному…
Рикошетников разбудил того сенатора, который дал резкую
отповедь проискам полковника Бастардо Мизераблес ди Порк-и-Гусано. Толстяк в
футболке под номером «З» повел его в свой кабинет для конфиденциальных
переговоров.
Имя сенатора было Нуфнути Куче. Рикошетников рассказал ему
все. Нуфнути Куче выслушал его с крайним вниманием. В маленьких его глазах,
отягощенных трехъярусными мешками, пылал неподдельный интерес.
— Видите ли, капитан, — сказал он, — я не
могу вам раскрыть всей подоплеки нынешних событий в нашей стране, потому что и
сам ничего не понимаю. Скажу только, что передовая интеллигенция, рабочий класс
и спортсмены очень озабочены неожиданной и непонятной атакой с острова
Карбункл. В других условиях приезд потомка адмирала Серхо Филимоныч Страттофудо
мог бы превратиться в национальный праздник. Сейчас, увы, мы не можем
предугадать развитие событий. Эмпирейцы слишком доверчивы и простодушны. Это
дети, сэр. Я обещаю вам, что я и мои люди — скажу по секрету, их немало —
предпримут все усилия для поисков мальчика. Я не исключаю возможности того, что
он попал в лапы негодяев, но… — Нуфнути Куче встал перед Рикошетниковым на
одно колено и торжественно провозгласил. — Клянусь созвездием Кассиопеи,
катамараном старого Йона, цепями египетских рабов, ржавыми мечами викингов,
четками мадам де Клиссон и аркебузами португальцев, клянусь бархатным камзолом
нашего первого президента и нашим священным булоногом, Джинадо Эдуардос
Страттофудо будет спасен! Аминь!
Капитан Рикошетников сразу понял, что этому человеку можно
доверять. В глазах его он увидел намек на незаурядный государственный ум.
— Нуфнути, скажите, состоится ли футбольный матч?
— Не уверен.
— Согласитесь, мы, мирные ученые и моряки, оказались в
весьма двусмысленном положении…
— Согласен.
Немногословность Нуфнути Куче еще раз убедила капитана
Рикошетникова в надежности этого человека.
— Мистер Рикошетников, я не коммунист, — сказал
Нуфнути Куче. — Я всего лишь левый либерал, филуменист и правый защитник,
но я вам скажу: мне кажется, что все беспорядки на архипелаге направляет
какая-то единая мощная рука.
О дальнейшем развитии событий можно догадаться по заголовкам
и высказываниям местных газет.
«Ежедневный фонтан» (Оук-порт):
«Кто мешает нашим парням накапливать международный опыт?»
«Сытная пища без обмана» (г. Стамак, о. Карбункл):
«Футбол — путь к нищете и позору!»
Литературный журнал «Лестница» (специальный выпуск):
«Сегодня мы помещаем стихи нескольких наших известных
граждан.
РИККО СИЛЛА
Пусть будет дружбою богата
Душа любого демократа!
Увидят все — наступит срок
Прославится наш булоног!
ТОКТОМУРАН ДЖЕЧКИН
Прекрасен миг — в ужасном гвалте
Ваш президент берет пенальти!
Быть может, кто-то скажет. «Поза?!»
Нет! Это ловкость виртуоза!
НУФНУТИ КУЧЕ
Легопер-эмпиреец, по знаку судьи выходи
На зеленое поле, как прежде простой и веселый
Кожаный мяч, управляемый ловкой ногою,
Дружбы традиции пусть возродит с моряками державы далекой!
НАКАМУРА-БРАНЧЕВСКА
Был парк пронизан лунным светом,
Благоухал розарий мой
Ко мне явился за ответом
Король души моей больной…
КАФРО ЛАТТИФУДО
Легоперы — ренегаты,
Презирает вас народ!
Уж конечно, ренегаты,
Презирает вас народ!»
