Несмотря на напряженность момента Геннадий подумал:
«Вот он — капитализм! Кучка людей владеет огромными
ресурсами природы!»
Они нырнули под красивую арку, пробежали полутемным
тоннельчиком, и перед ними сразу за балюстрадой распахнулось пространство:
скалы, море, приблизившийся изломанный гребень Оук-порта. Пролив пересекало
белое судно, верхняя палуба которого была покрыта ярким тентом.
— Мама возвращается, — махнула Доллис рукой в
сторону судна. — Вчера она давала в столице прием. — Доллис напыщенно
и жеманно произнесла, словно передразнивая кого-то: — «Вальс незнакомых
цветов», господа! Не правда ли, прелестно? «Вальс незнакомых цветов»!
Так вот оно что!.. Геннадий едва смог скрыть свое изумление.
Он вспомнил длинные черные волосы и словно выточенное из слоновой кости лицо
женщины-сенатора. Бал был вчера! Значит, он валялся без сознания чуть ли не
сутки?
— Я слышал вчера про этот прием, — сказал
он. — Твоя мама мадам Накамура-Бранчевска?
— Ну да. Как ты догадался, Джин?
— Я видел ее в сенате.
— Ты не думай, что она всегда такая важная, она
хорошая, только… — Доллис быстро посмотрела на него. — Красивая, а?
— Не хуже Софи Лорен, ~ сказал он.
Девочка расхохоталась.
— Ну, ты, я вижу, знаток! Ладно… — Она показала с
ба-люстрады вниз. — Видишь тропинку между скал? Спустишься по ней, там
будет маленькая бухта. Разбойничья бухта.
Жди меня там, а я подгоню каноэ. Идет?
Не успел Геннадий кивнуть, как за спиной его раздался
страшный вопль.
— Вот он! Вот он, ребята!
Геннадий стремительно обернулся. Из тоннельчика прямо на
него бежал детина в майке с автографами кинозвезд, а за ним еще трое узколобых
квадратных парней, и все с оружием в руках.
Изумленная Доллис увидела, как юный англичанин молниеносным
приемом дзю-до сбил с ног огромного парня, вскочил на барьер балюстрады и упал
вниз лицом под ударом пистолетной рукоятки. Два грузных тела навалились на
мальчика. В мгновение ока руки его были скручены мотком проволоки.
Доллис вскрикнула и влепила пощечину одному из громил.
— Как вы смеете, кроты? Кроты несчастные! Кто вам
разрешил врываться в наш парк? Вон отсюда! Отпустите его немедленно!
Детина, сбитый Геннадием, кряхтя, поднялся. На тупом его
лице застыла кривая хулиганская улыбка.
— Этот парень, молодая госпожа, задержан по приказу
Совета. Он сбежал сегодня из Мушкетной башни. Люгер мой спер, молодая госпожа-
Он обернулся к Геннадию и схватил его за грудки:- Где моя пушка, гаденыш?
Доллис и его огрела пощечиной.
— Ручка у вас тяжелая, молодая госпожа, —
ухмыльнулся детина.
— У моей мамы рука потяжелее! — крикнула Доллис и
вдруг заплакала в три ручья- Джин, Джин, что это такое?
— Я не знаю, что они от меня хотят, Доллис, —
проговорил Геннадий, — Это какое-то дикое недоразумение…
— Наше дело маленькое, — ухмыльнулись
битюги. — Приказ есть приказ.
Подталкивая Геннадия в спину автоматами, они повели его
через парк. По дороге они шумно обсуждали подробности погони и схватки. Должно
быть, они казались себе героями. Детина в майке с автографами хлопнул мальчика
по плечу даже с некоторым добродушием:
— А здорово ты меня с катушек сбил, малец!
— Ай донт андерстенд, — сказал Геннадий. — Я
не понимаю вашего языка.
— Ладно, ладно, топай!
Его вывели из парка и повели по покрытой щебенкой дороге,
петляющей среди выветрившихся рыжих унылых скал. Шагая по этой раскаленной
дороге, Геннадий лихорадочно обдумывал ситуацию.
Ясно одно: он в руках какой-то банды. Ясно также, что эта
банда плетет заговор против эмпирейцев и против научного корабля. «Мясо надо
отмочить в соусе, прежде чем нанизать на вертел…» «Советскому кораблю нечего
делать возле архипелага…» «Нужно покончить с этим кумиром Серхо Филимоныч
Страттофудо…» Ясно, что главари банды боятся, что он подслушал их секреты.
Если он откроется им и скажет, что он советский пионер,
потребует, чтобы его отправили на «Алешу Попови??а», если они еще догадаются,
что он потомок эмпирейского памятника… Это может кончиться плохо. Может быть,
он — единственный честный человек, прикоснувшийся к заговору? Кто знает, что
грозит этим простодушным, веселым эмпирейцам и его товарищам, морякам и
ученым?…
Надо попытаться обмануть их. Он англичанин Джин Стрейтфонд,
он ни слова не понимает по-эмпирейски, он ничего не слышал. Ему нужно добраться
до Оук-порта, чтобы…
— Эй, стой! — грубым голосом прервал размышления
Геннадия один из конвоиров. Он взял Геннадия за плечо и залепил ему глаза
широким пластырем.
После этого Геннадий двигался в полнейшей темноте. Он
слышал, как скрипели какие-то двери, ему казалось, что его ведут по узкому
сырому коридорчику, потом был долгий спуск по скользким ступенькам, толчок в
спину… Пластырь содрали, и Геннадий увидел выбеленные стены, небольшое окно,
забранное стальной решеткой, за которым виднелось только море и небо. В кресле
сидел, развалясь, глыбоподобный господин Латтифудо. Солнце играло в массивных
перстнях на его руке, тонкий лучик шел от уха, от золотой серьги.
— Кто ты такой, мальчишка? — спросил Латтифудо с
некоторой томностью и усталостью.
— Ай донт андерстенд, сэр, — ответил Геннадий. Ай
эм инглишмен, сэр, житель Лондона, турист…
— Вона-а, — вяло удивился Латтифудо, поморщился
словно от головной боли и снял телефонную трубку. — Але, Фук, щенок-то
англичанин, по-нашему ни бельмеса не понимает… Чего? Э-э… Так? — Он бросил
трубку и вдруг заорал на Геннадия, наливаясь кровью: — Притворяешься, паразит?
На архипелаге сейчас нет ни одного английского туриста!
Орал он по-английски с грубым акцентом.
— Видите ли, сэр, я с того самого несчастного теплохода
«Ван-Дейк», нас спасли русские…
— Что-о? — Латтифудо даже приподнялся от
изумления. — Ты, значит, с «Ван-Дейка»? Эге-ге…
