– Лифт, наверное, – сказал он, постучав по стеклу и прислушиваясь к тонкому хрустальному звону.
Зал был совершенно пуст, весь в пятнах какой-то краски или копоти. Пыли здесь оказалось меньше, но это не могло скрыть следов, пересекающих пол в разных направлениях. Здесь были следы округлые и овальные, маленькие и большие, принадлежавшие собакам и другим животным, но были следы, заинтересовавшие Ивана, – человеческие. Проходили двое, причем босиком. Эти следы выходили из стеклянной двери лифта, как Иван назвал трубу в центре зала, и заканчивались у двери с металлической полоской: в зале таких дверей было две. Проход из коридора, через который они проникли в зал, так и остался открытым.
Иван попробовал открыть дверь, но одна из них приотворилась на мгновение и снова захлопнулась, а вторая, свернувшись и растаяв, открыла за собой темный провал с наклонными металлическими балками, на которых кое-где сохранились ступеньки и даже целые марши лестницы. Спуститься по ней без спецснаряжения было невозможно.
– Да-а, – протянул Иван, посветив вверх и вниз. – На веревках кое-как можно спуститься… – Он замолчал. В шахте лестницы родились какие-то звуки: далекий визг, удары и уханье, перекрывшие прежние шумы – шелест, потрескивание, шепчущее эхо… Отзвуки жизни… Внизу кипела активная жизнь, явно отличающаяся от тишины и неуюта этого мертвого горизонта.
Иван перестал светить вниз и поставил фонарь так, чтобы свет рассеивался стеной зала.
– Что будем делать дальше?
Они посмотрели друг на друга. Тая держалась бодро, но была бледна, под глазами легли тени, лицо осунулось. Иван невольно потрогал суточную щетину на щеках, усмехнулся. О бритве, видимо, надолго придется забыть.
– Надо спускаться на землю, на первый этаж, – сказала Тая. – Здесь все мертво.
– И не соблюдается элементарная демографическая установка, – подхватил Иван. – Нет достаточного для проживания количества пищи, одежды и жилья… У меня была конфета, но я ее съел. А норма для человека таких габаритов, как я, – три тысячи восемьсот килокалорий в день!
Тая красноречиво проглотила слюну, и они одновременно засмеялись. О килокалориях можно было только мечтать.
Решили поискать в ближайших комнатах хоть что-то напоминающее веревку. Пути вниз, на уцелевшие марши лестницы, не было.
– Эх, работал бы лифт! – вздохнул Иван, обойдя трубу с дверями. – Раз! – и мы внизу. – Он стукнул стержнем, с которым не расставался, в поющее стекло и заорал: – Сезам, откройся! Я кому говорю?! – И застыл с открытым ртом.
Дверь вдруг покрылась световой сеткой и бесшумно рухнула на пол грудой стеклянных кристаллов.
– Вот те на! – хмыкнул Иван, глядя на представшую взору кабину. – Неужели я потомок Соловья-разбойника?
Кабина была собрана из решеток, сквозь которые виднелись стены лифтового колодца, и освещалась мигающим голубым светом из невидимых источников.
Тая заглянула внутрь кабины, но Иван, опомнившись, оттащил ее в сторону.
– А если застрянем, кто поможет?
Тая пожала плечами.
– Как-нибудь выберемся. Голова у тебя имеется?
Иван молча повернулся и первым вошел в кабину, предварительно испытав прочность ее белого чистого пола. Слева от двери он увидел ряд темных окошечек. Одно из них светилось, но высвечивало не цифру этажа, а какой-то непонятный значок в виде стрелы, пересекающей два кольца.
– Мы здесь, – ткнул он пальцем в окошечко.
– По логике у тебя была, наверное, пятерка, – с веселыми искрами в глазах предположила Тая.
Иван сделал вид, что не заметил в ее словах иронии.
– Где же у них нижний этаж? Вдруг здание уходит под землю?
– Я тоже об этом подумала.
– Но если судить по той высоте, на какой находится мертвый наш этаж, то здесь явно не хватает кнопок: их должно быть не меньше сотни, а тут всего десяток.
– Может, высота этажей не везде одинакова?
– Все равно что-то тут не так. – Иван оглянулся. – Рискнем?
Тая не опустила взгляда. «Что нам остается?» – понял ее Иван.
– Заходи, цепляйся за меня.
Они встали в центре кабины, Тая обняла Кострова сзади, и он тронул самое нижнее окошечко. Раздался двутональный гудок, заставивший их вздрогнуть, но кабина осталась на месте.
– Так. Наверное, на нижний этаж лифт не идет. Попробуем на второй снизу.
Снова резкий сигнал – и никакой реакции лифта.
– Может быть, механизм испортился? – робко предположила Тая. – Видишь, и дверь рассыпалась…
Иван хмыкнул:
– Может быть… может быть, это и не лифт вовсе.
Над рядом окошечек он увидел буквы ТФ и ряд цифр – 2301, подумал, что где-то уже видел эти цифры, причем недавно. Где именно?.. Вспомнил, поднял стержень и прочитал на торце буквы и цифры: «МК-2301». М-да, если бы к этим цифрам и буквам были еще и поясняющие надписи…
Иван нажал ближайшее к светящемуся окошечко, и в тот же миг на них обрушилась тяжесть, едва не свалившая с ног. Тяжесть быстро прошла, наступила невесомость, отчего Таю затошнило, она вскрикнула, уцепилась за Ивана, напрягшегося как при падении. Но и невесомость прошла быстро, сладко ныли мышцы тела, голова казалась пустой и звонкой, потрескивало в ушах, во рту появился сладкий привкус.
Окошечко, на которое надавил Иван, светилось, и на нем были нарисованы другие знаки: контур человеческой ладони, а под ней дефис и цифры: «10 000».
– Приехали, – с облегчением сказал Иван. – Наверное, лифт сверхскоростной, с дикими ускорениями. Теперь поищем выход.
Они вышли из лифта в кольцевой зал и поняли, что лифт действительно перенес их на другой горизонт здания.
Запах здесь стоял, как в зверинце. Зал некогда был отделан под розовый мрамор, но пол его был усеян птичьим пометом и так истоптан, что потерял первоначальную окраску. Впрочем, помет оказался не птичьим. Как только Иван включил фонарь, под потолком зала раздался тонкий писк, захлопали крылья, и стая летучих мышей ринулась в глубь мрачного коридора, исчезнув в темноте.
– Так и поседеть недолго! – сказала Тая со смешком, не спеша отпускать локоть Кострова. Тот прижал палец к губам.
– Тише!
Где-то далеко послышался странный звук – рев трубы с плачущим отголоском, который повторился еще и еще. Затем донеслись крики какой-то птицы, хруст ломающихся ветвей, лай, и все стихло.
«Жизнь! – подумал Иван с некоторой тревогой. – Карабин или хотя бы ивашуринское ружье не помешали бы…»
– Выключи свет, – посоветовала Тая.
Постояли, привыкли к темноте. Постепенно стали различать отсвет на стене зала, но коридор, в котором исчезли летучие мыши, остался заполненным полнейшим мраком. Иван оглянулся и сжал плечо девушки. Дверь лифта была цела, и сквозь нее было видно, как в трубе проносятся сверху вниз цепочки голубых огней, словно воздушные пузыри в воде. Промчались, и лифт снова стал темен и нем.
